Официальный сайт администрации ГО "Город Калининград"

70-летие Великой Победы

Они штурмовали Кенигсберг…

Воспоминания участника штурма Кенигсберга в апреле 1945 года 

Рено Константиновича 
Комаровского

- Родился я в Белоруссии в 1925 году в бывшем имении графа Ланевского. После того как хозяин имения был арестован НКВД и погиб, его вдова вышла замуж за моего отца, который когда-то работал у графа экономом, а после революции был партийным руководителем, хотя и невысокого ранга. И в 31-м или в 32-м годах из-за угрозы его ареста наша семья быстро собрала вещи, и мы поехали в Сибирь. Месяц добирались до Красноярска, оттуда - в деревню Шошкино, это в 100 километрах от Красноярска, в тайге.

Сначала пожили там. В Шошкино я пошел в первый класс. Отец, так как был грамотный, сразу стал работать в сельсовете. Но и там была угроза, что его арестуют, поэтому мы опять сменили место жительства, поехали в Алтайский край. Вот так мы убегали от правосудия!

В Алтайском крае сначала жили в одной деревне, потом переехали в Горно-Алтайск (раньше он назывался Айрот-Тура), где я окончил восемь классов – это было уже в 42-м году, шла война, мне исполнилось 17 лет.

Первый день войны я помню очень хорошо. Разница с Москвой у нас была четыре или пять часов, и уже было известно, что немцы напали на Советский Союз. День был хороший, воскресенье, и мы пошли на рыбалку. Возвращаемся домой с рыбой, а на площади идет митинг. Радиоточки не было, поэтому выступает секретарь райкома Давыдов и говорит, что на нас напали немцы, но они будут разбиты. Вдруг к нему подходит военком и что-то тихо говорит. И Давыдов обращается к народу: «Товарищи, в Берлине вспыхнула революция в защиту Советского Союза!» Ну, конечно, такого не было! Это, наверное, нам так сказали для поднятия духа.

Вот такой был первый день войны, и я не скажу, что он был каким-то паническим. Наоборот! Все думали, что вот, в Испании мы проиграли, зато в Берлине победим!

В Горно-Алтайске я поступил в местный кавалерийский клуб. Учился ездить, ухаживать за лошадью, владеть саблей, то есть готовился стать кавалеристом. Вместе со всеми отрабатывал, как тогда называли, конные атаки Буденного. Я был полностью подготовлен к кавалерийской службе и думал, что меня направят в кавалерию.

В 42-м году вызвали меня в военкомат, дали два часа сроку, чтобы прибыть с вещами. Привезли в город Бийск. Там было больше тысячи новобранцев из нескольких областей. Нас построили, пришел офицер, зачитал по списку 150 человек, в том числе и мою фамилию, и приказал следовать пешим строем на вокзал. Мы подумали, на фронт, потому что еще в школе нас учили стрелять, кидать гранаты. Но повезли нас на Восток, а не на Запад – не на фронт.

Со станции в Красноярске повезли на аэродром и там объявили: «Вы курсанты летного училища». Это было в декабре 42-го года.

Окончил это училище в январе 44-го, присвоили мне звание младшего лейтенанта. Это был первый выпуск офицеров, до этого летные училища выпускали сержантов. Что интересно, в 1943 году ввели погоны, а фабрика по их производству располагалась у нас в Красноярске, поэтому мы, еще курсантами, первыми во всей Красной армии получили погоны.

После училища отправили опять учиться – в летную школу ночных экипажей в Чебоксарах. Затем нашу учебную эскадрилью перевели в Коломну под Москвой. Там учились летать и бомбить ночью.

Затем меня отправили в запасной 46-й полк в Алатырь, а оттуда, в составе вновь сформированной эскадрильи, – в Польшу, офицером Войска Польского. При этом я дал присягу, что ни в какой партии не состою и состоять не буду – это было такое условие в этой армии, она была у них беспартийная. Не было ни секретарей партии, ни замполитов.

Летали на У-2 (потом его назвали По-2). Местом дислокации был город Люблин, в котором находилось новое правительство Польши, сформированное с помощью Советского Союза. Первая армия Войска Польского под командованием Поплавского действовала в составе 1-го Белорусского фронта в направлении Варшавы, Гдыни и Гданьска. Связи в Польше на тот момент не было никакой, немцы даже столбы повырывали, когда отступали, поэтому надо было доставлять командованию документы, сведения, а сделать это можно было только самолетом, потому что машинами отправлять было небезопасно. Вот этим я и занимался.

Из армии Войска Польского я попал уже в Красную армию - в 334-й авиаполк резерва Верховного командования. Он не входил ни в какие соединения и подчинялся только Верховному. Летали на самолетах Ту-2, туда, куда пошлет командование. Тогда это был самый мощный и прогрессивный российский самолет – очень хорошая техника. Я летал штурманом с инспектором дивизии и заместителем командира дивизии.

Кенигсберг мы начали бомбить в конце марта 45-го года. Я сделал несколько вылетов. Но дело в том, что эта авиация, в которой я служил, отдельными самолетами не летала. Собиралась минимум эскадрилья – девять самолетов (три звена). Они занимали пространство метров 200 в ширину и метров 100-150 в глубину. Эскадрилья шла клином. Почему? Потому что одиночный самолет – это находка для немецких истребителей. Как только кто отстал, его тут же сбивали. А так девять самолетов – это огневая мощь, это 27 крупнокалиберных пулеметов. Немцы это знали и близко к нашей эскадрилье не подлетали.

Кроме этого, наш шестой корпус имел шесть бомбардировочных полков и один истребительный полк, в котором летали на ЯК-9Ю. Они были с большей продолжительностью полета – четыре часа без дозаправки. Истребители базировались недалеко от линии фронта. Перед тем как самолеты подлетали к линии фронта, впереди шел разведчик, который сообщал, какая погода, где как идти, потому что можно строем из девяти самолетов ворваться в облака, не увидеть, где кто летит. Так могли и столкнуться! Такой случай был, правда, уже после войны.

Я часто летал на таком разведчике. Наша задача была – проинформировать о погоде. Взлетали мы за 30-40 минут до взлета группы и передавали, какая погода, как идти строем, на какой высоте.

Помимо наших истребителей с нами вместе воевал полк «Нормандия – Неман». С французами мы встречались только в воздухе. На земле не сталкивались ни разу, поэтому ни я, ни мои товарищи их не видели. Они летали на ЯК-3.

Под Кенигсбергом я был до 16 апреля. Помимо самого города мы бомбили Пиллау (Балтийск), корабли в Вислинском заливе и войска, которые шли по шоссейной дороге вдоль морского канала. Весь лес вдоль дороги был забит немецкими войсками от Кенигсберга до самого Балтийска!

Меня часто спрашивают, почему Кенигсберг был почти весь разрушен, а Южный вокзал такой целый, почему его не бомбили. По моему мнению, потому что железная дорога для немцев в то время уже на представляла никакого значения. Ведь уже в марте наши войска взяли Колобжег (Кольберг) на пути к Берлину, еще раньше – в конце сентября – Гданьск (Данциг), поэтому железная дорога немцам была абсолютно не нужна. Куда ехать? Везде наши войска, вся западная часть железной дороги была в нашем распоряжении. Поэтому и вокзал для советских войск не представлял собой какой-то стратегической цели. Так зачем его бомбить?

Центр сопротивления был здесь, в центре, в укрепленных районах, в замке и на окраинах – в фортах. Сейчас в центре осталось очень мало старых немецких зданий. Хотя это еще до нас, в июне 44-го года, Кенигсберг бомбили 700 или 800 английских самолетов, но так как бомбы были не очень мощные, сильно пострадали и выгорели, в основном, только жилые кварталы, а укрепленные позиции так и остались неповрежденными. Это же был город-крепость, его штыком или пулей было не взять! Поэтому пришлось сильно бомбить, погибло много немецких подразделений. В конце улицы А. Невского есть немецкие захоронения, стоят плиты. Там немного захоронений 44-го года, большинство, конечно, 45-го.

После штурма Кенигсберга я принимал участие в боях за Берлин. После войны участвовал в Параде Победы в Москве 24 июня 1945 года. Уже из Москвы я вновь попал в Германию, а оттуда мы улетели в Монголию на войну с Японией.

В мирное время я отслужила еще более 30 лет. Летал на Дальнем Востоке. Шесть лет был на Сахалине, откуда нас перевели переучиваться на новый самолет Ту-4 (бывший американский самолет Б-29 – «летающая крепость»). Это уже было в 1952 году. Затем служил в Гомеле, поступил в академию. Опять служил в Белоруссии - в Орше, в Быхове. И когда быховскую дивизию дальней авиации в 62 году расформировали (я был тогда старшим штурманом полка), ее передали в авиацию Военно-морского флота. Через два года меня перевели в Калининград штурманом-инструктором авиации Балтийского флота. Здесь я занимался квалификацией и подготовкой штурманского состава и в 78 году вышел в отставку полковником морской авиации.

Записала Ольга Воронина, пресс-служба администрации