Н.И. Овсянова
Многих людей моего поколения называли переселенцами. События той поры, почти 60-летней давности забыть невозможно. Недавняя встреча в Фленсбурге с теми, кто был депортирован в Германию в 1947-1948 годах, ещё раз заставила вспомнить пережитое.
До 1947 года я с родителями и тремя братьями жила в городе Горьком (Нижнем Новгороде). Наш собственный деревянный дом располагался рядом с крупнейшим металлургическим заводом «Красная Этна». Как сейчас помню клубы дыма из его труб. Постоянный шум и пыль были повседневными спутниками нашего бытия. От этого серьёзно заболела моя мама, и врачи настоятельно рекомендовали ей сменить место жительства.
Как раз в это время в Горьком появились первые вербовщики из Калининградской области, а на улицах были развешены агитационные плакаты. На семейном совете было принято решение ехать в Калининград, тем более, что и обещанные льготы нас удовлетворили. Потом я узнала, что на отца мы получили 1000 рублей, а на каждого члена семьи по 300 рублей. Тогда для нас это были большие деньги.
Отъезжали мы из Горького организованно, вместе с другими переселенцами, а таких набралось целый железнодорожный состав. Разместили нас в вагонах-теплушках, рассчитанных на несколько семей. Оборудование вагона было стандартным: нары, печка-буржуйка, фонарь, бачок для воды и откидной столик. Вещи свои разместили, кто как мог. С собой взяли только самое необходимое - одежду, инструменты, предметы быта, постельные принадлежности и посуду. Перед отъездом мы заготовили продукты на дорогу и получили сухой паёк: муку, сахар, хлеб, крупу и картофель.
Наш эшелон передвигался очень медленно, часто останавливался на станциях, загонялся в тупики. Время стоянки никто не объявлял. За это время все пытались выйти из вагона, приготовить пищу на костре или сбегать на ближайший рынок за продуктами. Иногда в пути, особенно на больших остановках, сопровождавший нас вербовщик организовывал помывку людей в ближайшей городской бане.
И всё же неувязки были. Иногда эшелон трогался без предупреждения, в результате чего люди были вынуждены прекратить приём пищи, собирали посуду и на ходу забирались в вагоны. Угнетала духота и теснота в вагонах.
Несмотря на это, мы ехали с хорошим настроением. Закончилась война, и все верили в будущую хорошую жизнь. В вагонах были слышны песни, а на перронах во время стоянок - танцы и пляски под гармошку.
В середине сентября 1947 года мы приехали в Пальмникен (Янтарный). Была тёплая солнечная погода. Вещи из вагонов выгружались прямо на перрон. Представителей местных властей пришлось ждать долго, поэтому я с мамой успела рассмотреть посёлок. Первое впечатление зачастую бывает запоминающимся, ярким и устойчивым. Что сразу бросилось в глаза? Это необычный для нас порядок. Нас поразили своей красотой аккуратные домики с красными черепичными крышами. Везде были каменные дорожки между изгородями из живых растений. Дворики у домов были ограждены тоже живыми растениями в форме шаров, прямоугольников и квадратов. Много было диковинных растений, которые стелились по земле. В цветах было абсолютно всё - окна, подоконники, клумбы, беседки и придомовые площадки. Стены домов были увиты диким виноградом. Можно сказать, что весь посёлок утопал в зелени, хотя было уже начало осени.
Несмотря на некоторые руины, немецкие жители продолжали ухаживать за зеленью и наводили порядок на послевоенных улицах.
После многодневных перестуков вагонных колёс и паровозных гудков нас удивила полнейшая тишина. Своим великолепием поражал пляж. Спуск к нему осуществлялся по лесенке, с красивыми чугунными перилами. На берегу было множество скамеечек, переносных ветровых заслонов (ткань на металлическом каркасе), зонтиков и кабин для переодевания. В посёлке мы видели много различных скульптур и цветочных клумб.
В тот же день мы посетили местный рынок и встретились с немецкими жителями посёлка. Оказалось, ничего необычного нет. Былое любопытство и настороженность исчезли. Я впервые увидела на рынке изобилие рыбы домашнего приготовления. Таковы были мои первые впечатления.
Развозили нас к местам проживания на автомашинах. Мы ещё не знали, что первое жильё будет временным, так как чёткой системы расселения ещё не существовало. Так мы оказались на пересыльном пункте в посёлке Пляутвенен (Ракитное, южнее Светлогорска). Здесь мы жили в доме, полностью разграбленном первыми переселенцами. Не было окон и дверей, отсутствовали какие-либо предметы. Были просто пустые комнаты. Дверь на ночь закрывали скатертью, а окна простынями.
Вскоре нам предоставили квартиру в посёлке Вайденен (Шатрово) в добротном доме из красного кирпича. Дом был на четыре семьи. Непривычна нам была немецкая планировка - печь, отделанная расписным белым кафелем, добротный подвал, две комнаты и кухня. Квартира нам очень понравилась своей чистотой, уютностью и удобством расположения комнат. В качестве освещения первоначально использовали снарядную гильзу, наполненную машинным маслом, с фитилём из парусины. Воду с опаской брали из колодца. Баню оборудовали в подвале, благо там работал (как потом узнали) дренаж, что обеспечивало сток воды.
Нашими соседями по дому были немцы. В одной семье были две девочки моего возраста. Я с ними быстро подружилась. Языкового барьера для нас не существовало. Детские игры примерно везде одинаковы. Мы с немецкими девочками всегда были вместе - примеряли платья, ходили друг к другу в гости, дарили подарки. Мои подруги Лися и Грита быстро выучили необходимые фразы на русском языке, а я на немецком. Мои родители имели с соседями человеческие отношения. Дом наш был всегда чистым и нарядным.
Остро стояла проблема с мебелью. Ведь мы ничего не привезли с собой из Горького, а купить её было тогда невозможно. Мой папа соорудил что-то похожее на столы, скамейки и стулья. Кое-что мы купили у немецких граждан.
Таким образом мы прожили в Вайденене до 1948 года. Кстати, немецкие названия населённых пунктов ещё преобладали долгое время.
Помню расставание с моими подругами. В один из вечеров Лися и Грита сказали мне со слезами на глазах, что ночью их увезут. Мы тепло попрощались с ними и взаимно подарили подарки. Девочки подарили мне меховой шарф, который я долго носила, а моему папе их отец подарил чемоданчик с инструментами. Утром следующего дня наш дом опустел.
В 2002 году в городе Фленсбург, во время встречи с бывшими депортантами, я подала заявку на розыск Лиси и Гриты, проживавших до 1948 года в посёлке Вайденен.
До приезда в посёлок Вайденен мы ещё думали о временном пребывании на Калининградской земле. Получив квартиру, решили остаться здесь навсегда. Мои родители съездили в город Горький, продали там свой дом, а на вырученные деньги стали обзаводиться хозяйством - купили корову, кур, свиней, развели сад и огород. Маме очень хорошо подошёл здешний климат и она пережила своих горьковских сверстников на добрый десяток лет.
Помню, что недалеко от нашего посёлка Пляутвенена был другой, гораздо больший по размерам. Там почему-то никого не селили и он подвергался разрушению. В лес ходить ещё боялись, потому что были случаи подрыва на минах людей и животных. Поэтому всё, что могло гореть, уносили из того посёлка, носившего название Тиренберг. Там была организована своеобразная большая каменоломня. Выкорчёвывали фруктовые деревья и выбирали с дорог пилёный камень, а из домов забирали деревянные балки, стропила, обрешётку, оконные и дверные коробки. Ныне бывший Теринберг найти очень сложно (*).
Осенью 2002 года, как уже отмечалось, в немецком городе Фленсбург состоялась первая послевоенная встреча переселенцев и депортантов. Как оказалось, процессы 1947-1948 годов не забыты до сих пор. В выступлениях делегатов было отмечено, что решение на переселение и депортацию привело к трагедии двух народов. В выступлениях, сопровождавшихся плачем мужчин и женщин, подчёркивалось, что нынешнему примирению, дружбе и сотрудничеству наших стран нет альтернативы и выражалась надежда, что современные политики не допустят жестокостей бывших диктаторских режимов.
Арсений Владимирович Максимов - ветеран Великой Отечественной войны. Свой боевой путь он прошёл от Калинина до Кенигсберга офицером по маскировке оборонительного строительства при инженерном управлении 1-го Прибалтийского фронта. Не случайно он был руководителем авторского коллектива по созданию макета Кенигсберга накануне штурма, за что был награждён Орденом Отечественной войны 1-ой степени. Орден вручал лично И.Х. Баграмян.
Сразу же после штурма Кенигсберга Максимов, имея высшее архитектурное образование (а его учителями были академик А.В. Щусев - автор проектов гостиницы «Москва» и Казанского вокзала в столице и отец В.И. Максимов - реставратор храма Св. Софии в Константинополе и некоторых сооружений в дворцово-парковом ансамбле Царского Села), включился в работу по восстановлению Кенигсберга, а затем и Калининграда.
А.В. Максимов был первым российским офицером, который в 1945 году соприкоснулся с тайнами Янтарной комнаты и других культурных ценностей, как местных, так и вывезенных из временно оккупированных областей СССР. Он участвовал в работе первых экспедиций и комиссий, встречался с доктором Альфредом Роде - директором художественных собраний Кенигсберга. В первые послевоенные годы А.В. Максимов передал в тогдашний краеведческий музей Калининграда десятки культурных ценностей, найденных при поисковых исследованиях.
А.В. Максимовым во второй половине 40-х годов 20 века был разработан большой научный труд, связанный с анализом сложившейся веками планировки Кенигсберга, этапами его развития, градостроительной структурой, географией, геологией и гидрогеологией. Он 20 лет работал в «Облкоммунпроекте». В свободное от работы время написал десятки акварелей, запечатлевших руины Кенигсберга. Эта деятельность не поощрялась тогдашними руководителями города по идеологическим соображениям. Поэтому при написании акварелей с натуры - руин, приходилось всячески маскироваться и скрываться от прохожих. Большие неприятности он имел за смелые высказывания в защиту от разрушения Орденского замка.
Почти 40 лет назад А.В. Максимов покинул Калининград и уехал на волжские берега в город Кострому.
Арсений Владимирович и его жена Александра Карловна Плесум принадлежат к «древу жизни» великого русского учёного Д.И. Менделеева. Он - внучатый племянник, она - правнучатая племянница. Удивительная была семья. Интересный духовный мир, но больше всего поражал меня - огромный пласт русской культуры, который находился в нём.
Многое в их малометражной квартире напоминало о великом предке. Это многочисленные акварели с видами подмосковного Боблова - имения учёного, которое было восстановлено по проектам Арсения Владимировича Максимова, личные вещи (икона «Благословенное чрево» и мраморная ваза для визиток), книги с менделеевской тематикой и многочисленные старинные фотографии. Более 100 менделеевских предметов А.В. Максимов передал возрождённому имению в качестве музейных экспонатов. Да и квартиру А.В. Максимова с полным основанием тоже можно назвать музеем, картинной галереей и архитектурной мастерской. Есть здесь и «дух» старого Кенигсберга - его руины.
В Костроме он спроектировал сказочную деревню «Берендеевка», находящуюся на «тропе» «Золотого кольца России».
Арсений Владимирович написал, пока ещё не опубликованную, книгу о своём знаменитом предке и тех, кто был в родстве с ним. А это были великие люди - гордость российской науки и культуры - М.Я. Капустин - известный профессор гигиены, Н.Л. Смирнов - конструктор легендарного «Ермака», соратники Нансена и Рериха. В его окружении были А.Н. Бекетов - профессор ботаники, В.М. Бехтерев - профессор медицины, И.Е. Репин - художник, А.С. Попов - изобретатель радио и многие другие.
Мы с мужем, Авениром Петровичем Овсяновым, познакомились с семьёй А.В. Максимова в начале 70-х годов 20 века. Тогда Калининградская геолого-археологическая экспедиция использовала опыт Арсения Владимировича при поисках утраченных культурных ценностей. Ведь в первые послевоенные годы он был и руководителем поисковой комиссии.
Почти 30 лет мы были в контакте с этой удивительной семьёй. Встречались мы почти ежегодно, так как город Кострома - родина моего мужа. Беседы проходили в тёплой, дружеской обстановке с чаепитием и взаимным показом документов, книг и фотографий. Нас всегда принимала добрая душевная семья. Мы с удовольствием слушали интересных собеседников, умудрённых почти вековым жизненным опытом.
Имя Арсения Владимировича Максимова знают не только в Калининграде, Москве, Костроме, но и в Германии - по книге Ронни Кобуса «Руины Кенигсберга» с предисловием, ныне покойного писателя, Юрия Николаевича Иванова.
25 июля 2002 года Арсению Владимировичу Максимову исполнилось 90 лет. С юбилеем его поздравляли многие архитекторы России, Костромские органы власти, представители музеев Д.И. Менделеева из московского Боблово и А.Блока из местечка Шахматове В дни празднования 850-летия города Костромы в местном музее была открыта выставка, посвященная жизни и творчеству А.В. Максимова.
В январе 2003 года Арсения Владимировича Максимова не стало.
Его верная спутница жизни Александра Карловна Плесум, постигшая все дела, планы, свершения, задумки и энциклопедические знания Арсения Владимировича, сейчас является хранителем его памяти. Она была на протяжении всей совместной с Арсением Владимировичем жизни его надеждой и опорой, «секретарём», домашней хозяйкой, «летописцем», сотрудником, «оппонентом» и консультантом.
Сегодня квартира, где прожили долгую жизнь Арсений Владимирович и Александра Карловна, не потеряла свой прежний музейный облик. Здесь по-прежнему царит дух Арсения Владимировича. На стенах его акварели, сувениры, на столе чертёжные принадлежности, в папках - неоконченные эскизы и наброски.
Мы, его верные друзья, навсегда оставим в наших сердцах светлую память, и посвящаем ей книгу - альбом «Руины Кенигсберга глазами художника и фотографа».