ОТ РАГНАРА ЛОБРОКА ДО ВИДГАУТРА
датские и шведские контакты земгалов и куршей
в эпоху викингов и раннем средневековье
Письменные и археологические источники по изучению контактов между населением Восточной Балтики и Скандинавией представляют собой две различные по своему характеру группы. Первые, в большинстве своём, были записаны в более позднее время по отношению к описываемым событиям и зачастую достаточно тенденциозны. Вторые требуют детального контекстного анализа и могут помочь в проверке объективности информации, содержащейся в письменных источниках. В предлагаемом выступлении я хотел бы остановиться на том, в какой мере письменные данные соотносятся с археологическими и какова возможна в этой связи их интерпретация.
Согласно письменным источникам, первые контакты датчан с восточным побережьем Балтики связаны с легендарными королями Фроде и Рёриком, воевавшим с куршами [Adam II, III]. Ко времени около 800 года относится поход легендарного датского викинга Рагната Лоброка в землю куршей и земгалов [Saxo IX, 308]. Временем около 850 года датируется сообщение Римберта о походе датчан на племена куршей «ранее подвластных шведам». Как свидетельствует «Житие Св. Ансгария», вскоре куршам удалось одержать победу над датчанами и, более того, захватить часть их кораблей, из которых они изъяли много золота и серебра [VAXXX, 405]. Несколько позже, по свидетельству того же источника, шведы под предводительством конунга Олава попытались вернуть подвластные им ранее Куршские территории. Во время осады Апулии, курши предложили им выкуп - «всё золото и всё оружие» изъятые ими у датчан [VA XXX, 414].
Таким образом, из приведённых выше источников проистекает, что, по крайней мере, в первой половине 9 века были установлены достаточно тесные контакты населения Дании и Швеции с отдельными участками восточного побережья Балтики. Можно ли видеть отражение этих контактов в археологическом материале?
 Скандинавские древности, найденные на территории древней Пруссии, составляют довольно многочисленную группу вещей принадлежащих как женщинам, так и мужчинам. Внимание к ним было привлечено уже в 1920-30-х годах [La Baume 1926:15-20; Engel 1932:168-177;Engel,LaBaume 1937:2002-208]. Уже в то время было обращено внимание на концентрацию этих находок в Вискяутене и Эльблонге и высказано мнение о существовании там скандинавских колоний выходцев из Дании, средней Швеции и Готланда.
Активным сторонником существования шведских и особенно ютландских колоний в землях куршей и земгалов был шведский археологи Биргенр Нерман, полагавший, что в Вискяутене в 9-10 веках существовала колония шведов происходивших из Средней Швеции. По его мнению, это поселение было гарнизоном, осуществлявшим также и торговлю. Исследователь также высказывал предположение о существовании здесь же колонии готландских купцов. В течение последующих веков шведские колонисты были ассимилированы местным населением, на что указывают соседства скандинавских погребений с прусскими раннесредневековыми захоронениями [Nerman 1936:79]. Необходимо отметить, что для большинства работ этого исследователя характерно рассмотрение деятельности шведов на берегах Балтики как крупномасштабных политических акций шведских королей и шведского государства [Nerman 1936:81; 1958:195]. Такой подход был в целом характерен для скандинавской историографии того времени, наивно полагавшей, что археологические источники в силах продемонстрировать историю образования государств.
В настоящее время, существование колоний выходцев из Готланда на восточном побережье Балтики подвергнуто сомнению современными скандинавскими учёными [Carlson 1983; Nhunmark-Nyl 1991; Jansson 1991]. Многие вещи из латвийского Гробиня, который отождествляется с Сеебургом, действительно скандинавского происхождения и датируются началом эпохи викингов, однако их связь с готландским населением необоснована. Проживание женщин из Готланда в среде местного населения древней Пруссии также можно считать сомнительными. К примеру, из Вискяутена происходят две коробчатые фибулы, характерные для женского костюма Готланда. Одна из фибул [Thunmark-Nyl 1983: 47, fig. 36] входила в состав погребения, которое содержало также пару овальных фибул характерных для материковой Скандинавии [Petersen 1928; Jansson 1985]. Готланд являлся единственным исключением, где эти броши не носились. Здесь, в отличие от овальных, использовали парные бронзовые фибулы в виде звериных морд [Carlsson 1983]. Коробчатые фибулы иногда входили в состав украшений, однако, их использование не было связано с традиционным дизайном одежды. Орнаментация коробчатой фибулы из этого погребения выполнена в поздневендельском стиле, датируемом второй половиной 8 века. Однако, данный экземпляр, насколько можно судить по фотографии, явно несёт следы потёртости и имеет низкое качество рельефа изображения. Это свидетельствует о достаточной изношенности образца, из которого изготавливалась глиняная форма [Thunmarl-Nyl 1993:223-234]. Таким образом, данная фибула относится ко времени, когда массовое производство такого типа застёжек на Готланде уже закончилось.
Этот же вывод справедлив по отношению к другому погребению из Вискяутена содержащему также ранний тип коробчатой фибулы [Thunmarl-Nyl 1983:34] и пару овальных фибул [Jasson 1985:61 ff]. Орнамент этой застёжки является комбинацией поздневендельского стиля и стиля «хватающего зверя», сочетание которых обычно типично для первой половины 9 века [Thunmarl-Nyl 1995:559]. Овальные фибулы из этого погребения датируются в Норвегии 9 веком, однако, в Швеции их основная масса относится к концу 9 - второй четверти 10 века [Arbman 1943:304 ff; Jasson 1985:61 ff]. Присутствие в обоих погребениях овальных фибул вместо характерных для Готланда фибул в форме звериных голов, не позволяет связать эти погребения с женщинами Готланда. Несмотря на то, что известны и другие находки готландских вещей на территории древней Пруссии [Reugebauer 1938:2-6, Abb.7] их контекст не говорит о существовании здесь колоний выходцев из Готланда.
Этническая ситуация в районе Балтийского моря во время переселения народов в 6 веке
("Mare Balticum". – 1967. № 3)
Как уже отмечалось в литературе, большая часть типов овальных фибул найденных на территории древних куршей и земгалов, типична для Средней Швеции [Jansson 1985; 1992:61 -78]. Эти вещи не могли попасть сюда путём торговли, поскольку они предполагают ношение традиционно скандинавской женской одежды - юбки с бретелями. Поэтому такие находки уверенно могут свидетельствовать о постоянном проживании на территории балтов населения из Северной Европы.
Отдельные вещи, найденные на территории древней Пруссии, датируются ранней эпохой викингов. Они происходят как из погребений, так и являются случайными находками. К этой группе принадлежат как оружие, так и украшения.
Особый интерес представляет клад серебряных браслетов из Kivitten [Engel, LaBaume 1937:209-210,284, Abb. 49]. Эти браслеты экстремально редки вне Ирландии. Одиночные экземпляры известны в кладах Дании [Skovmand 1942, fig. 2], одном кладе Норвегии [Grieg 1929:258-260, fig. 63]. Признано, что такие украшения изготавливались скандинавами в Ирландии во второй половине 9 - первой половине 10 веков [Graham-Campbell 1976:39-74,51 ff, PI. 4,5; 1980:64-234; 1989102-111, fig. 1]. Представляется возможным предположить посредничество датчан в обретении этого клада местным населением. Известно, что с середины и, особенно во второй половине 10 века, датчане активно действовали в военных операциях на территориях восточной Англии и Ирландии.
К женским вещам Каролинского производства относится лунообразная подвеска из Рудау, украшенная зернью. Её форма, а также орнаментальный мотив отличается от классических подвесок такого типа, производимых в славянской среде в 10 веке. Ближайшей аналогией этой находке является лунница из Плакунского могильника у Старой Ладоги [Михайлов 2002:63-68, рис.1]. Изобразительные мотивы обеих лунниц, а также украшенные зернёнными вертикальными рядами петли, типичны для Каролинских вещей, найденных в кладе середины - второй половины 9 века [Grieg 1929:178-311, fig. 22-26, 28-29] в Норвегии, а также в камерно-ладейном погребении в Хедебю [Warners 1994:14 ff, Abb. 13] в Дании.
Появление этих украшений на восточном побережье Балтики вряд ли можно объяснить непосредственными контактами местного населения с франками или Ирландией. Скорее всего, они попали сюда через посредничество датчан, где на протяжении ранней эпохи викингов каролингское влияние было достаточно сильным и отразилось на появлении как отдельных типов вооружения, так и украшений. Случайный характер этих находок не позволяет сделать вывод о существовании каких-либо датских колоний на территории балтов в это время. Вместе с тем, упоминание в «Житии Св. Ансгария» трофейных украшений и оружия, изъятых куршами у датчан, представляется весьма правдоподобным как в связи с упомянутыми вещами, так и одиночными находками мечей каролингского производства из Кенигсберга [Menghin 1980:227-171, Liste I nr 12].
Отдельно следует остановиться на мечах эпохи викингов найденных на территории древней Пруссии. По количеству находок мечей эпохи викингов территория древней Пруссии занимает одно из лидирующих мест. Здесь найдено 42 меча соответствующих одиннадцати основным типам известным в Скандинавии.
Скандинавская среда влияния в районе Балтийского моря среди племенных групп в 6-8 веках
("Mare Balticum". – 1967. № 3)
Некоторые типы прусских мечей представляют исключительный интерес по своей редкости. Таким является, например, меч найденный в одном из погребений Вискяутена. Перекрестие и основание меча были украшены вертикальными насечками и изображениями мотивов узлов и плетёнок раннекаролингского искусства [Warners 19994;9ff, Abb. 8-9]. Наиболее тесной аналогией, как по ориентации, так и типу, является парадный меч, найденный в камерно-ладейном погребении 9 века в Хедебю [Warners 1994:1-56, Abb.6]. Экземпляр из Вискяутена, несомненно, являлся престижной и дорогой вещью и, скорее всего, принадлежал знатному человеку.
Женские украшения, найденные на территории древних земгалов и характерные для территории Дании, в большинстве своём относятся ко второй половине 10 века. Это - подвески и застёжки, украшенные зернью из погребений в Вискяутене, характерные для вещей выполненных в стиле Хиденсе [Duczko 1995]. Пожалуй, наиболее ярким примером датской работы является языкообразная застёжка из кургана в Вискяутене, найденная вместе с овальными фибулами. Такая же застёжка была найдена в Salby в Дании в погребении второй половины 10 века.
Следы южноскандинавских контактов с восточным побережьем Балтики в середине - второй половине 10 века можно видеть в распространении отдельных типов мечей [Androshchuk 2003]. Их сочетание со стременами типа «Ладбю» и шпорами характерно, в основном, для погребений Дании [Pedersen 1977:123-135].
В целом, процентное соотношение мечей ранней эпохи викингов на этой территории близко датским находкам. Как и в Дании, здесь представлены, в основном, образцы каролингского производства. Процентное соотношение мечей поздней эпохи викингов близко находкам Швеции.
Находки женских украшений, а также мечей южно-скандинавского происхождения интересны в связи со сведениями Саксона Грамматика о походе сына датского конунга Харальда Синезубого Хакона в землю земгалов. Согласно его сообщению, датчане принудили местных женщин к браку и остались жить в их стране [Saxo X, 228]. Археологические источники, однако, свидетельствуют, что во второй половине - конце 10 века выходцами из Дании были как мужчины, так и женщины. Следовательно, информация, содержащаяся в этом письменном источнике, не совсем соответствует действительным событиям.
На основании упоминаний в рунических камнях, а также письменных источниках мы знаем о том, что купцы земгалы посещали Бирку [Adam I, 60, 146-147], а также шведы из Средней Швеции осуществляли поездки к земгалам с торговыми целями [Мельникова 2001:304-305, 307-308]. Об активной торговой деятельности местного населения свидетельствуют находки торгового инвентаря, наибольшая концентрация которого приходится на полуостров Самбия [La Baume, Wilczek 1940:39-43, Abb. 5]. Возможно, благодаря этим контактам в 11 веке в Швецию попадают отдельные экземпляры мечей, изготовленных в ареале Куршских племён [Jbturms 1936:106-116; Kazakevmius 1996]. Одно перекрестие от такого меча известно на острове Готланд [Thunmark-Nyl 1998, Taf. 231:4], навершие от одного такого меча происходит из Оланда [Salin 1904:104, fig. 260] и, наконец, целый меч был найден в Уппланде, приходе Естуна.
О контактах земгалов с датчанами в 12 веке свидетельствуют письменные источники. Возможно, наилучшим примером является история карьеры купца Видгаутра, происходившего из Самланда. Согласно «Саги о Кнютлин-гах», во время торговой поездки на него напали курши. Спасаясь бегством, он прибыл в Данию к королю Кнуту Лаварду, где после принятия христианства остался. Как человек опытный бывалый на востоке, искусный в речах и знающий языки, Видгаутр был удостоен чести возглавить посольство Кнута к русскому князю в Хольмгарде Харальду (Мстиславу Владимировичу) с просьбой руки его дочери Ингебьорг.
Таким образом, можно констатировать достаточно оживлённые контакты между земгалами и куршами на протяжении всей эпохи викингов. Доступный археологический материал позволяет сделать следующие выводы:
1. Одиночные вещи каролингского происхождения, найденные на территории древней Пруссии, свидетельствуют об их проникновении сюда через посредничество датчан, однако их контекст не позволяет сделать вывод о существовании здесь датских колоний в это время.
2. В Вискяутене в 9-10 веках проживало достаточно большое количество выходцев, как из Средней Швеции, так и Дании. Уже на ранних этапах они тесно контактировали с местным населением, как об этом можно судить по погребениям, содержащим как скандинавские, так и местные вещи.
3. Следствием романтичных представлений скандинавской историографии 19 - первой половины 20 века о государстве шведов в 6-10 веках является утверждение о появлении скандинавского населения на восточных берегах Балтики в результате расширения политической власти шведского государства.
4. Большое количество женских скандинавских погребений не позволяет рассматривать деятельность скандинавов здесь только как дружинников. Контекст находок оружия в Швеции характерен для обыкновенных сельских районов, где мечи были обычным орудием бондов. Факт постоянного проживания женщин из Северной Европы в этом регионе Балтики, как и в Восточной Европе - важный аргумент в пользу того, что «эпоха викингов» - дефиниция условная. Поэтому речь идёт о эпохе не только воинов-викингов, а об эпохе оживлённых контактов и миграций, в которых активное участие принимали и женщины.
5. Как письменные, так и археологические данные свидетельствуют, что контакты между населением восточной Балтики и скандинавами были двухсторонне активными на протяжении всего времени.
Сообщение на историческом семинаре
31 октября 2003 года в Калининграде «Викинги на Востоке»
|
