Сайт использует временные файлы cookie, содержащие ip-адрес устройства, с которого Вы заходите на сайт, и параметры текущей сессии. Если Вы не согласны, то Вы должны соответствующим образом установить настройки используемого браузера.
ПринятьОлег Глушкин
ПАЛЬМНИКЕНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Прошедший двадцатый век был одним из самых кровавых в истории человечества. Расовые и националистические теории, взращенные фашистской идеологией, вылились в геноцид целых народов. Уничтожение евреев - Холокост - унесло шесть миллионов человеческих жизней. Места массового уничтожения людей - Освенцим, Треблинка, Майданек, Бабий Яр известны сегодня всему человечеству. К ним можно добавить ещё целый ряд географических названий мест, где зверски умерщвлялись ни в чём не повинные женщины и дети. В этом ряду стоит и Пальмникен в Восточной Пруссии - так раньше назывался Янтарный.
Бывшая Восточная Пруссия занимает в истории Холокоста особое место. Страшное дыхание погромов обожгло этот край еще в тридцатые годы. Здесь, в Кенигсберге, как и в других крупных городах Германии, начиналась трагедия европейского еврейства. Город пережил ночь с 9 на 10 ноября 1938 года, когда была сожжена самая большая синагога, разорены приюты и сиротский дом, разграблены квартиры евреев. После начала войны последовали депортация и путь в лагеря смерти. Подобное произошло и во всех малых городах края. В Пальмникине незадолго до окончания войны прошла одна из последних массовых акций по истреблению евреев. Раньше считалось, что Холокост закончился 27 января 1945 года - в день освобождения Освенцима. Однако на Янтарном побережье в Пальмникине 31 января 1945 года под пулями фашистов и их приспешников приняли мученическую смерть тысячи согнанных из концлагерей евреев, в основном молодых женщин.
Трагедия эта долгое время замалчивалась. Впервые о ней поведал миру Мартин Бергау, немец, очевидец, опубликовавший в Германии книгу «Парень с янтарного побережья». Встречена эта книга была неоднозначно, многие выходцы из Восточной Пруссии не хотели, чтобы их родина, их «потерянный рай» стал известен, как место кровавых расправ. В нашей прессе в доперестроечные годы тоже старались замалчивать масштабы Холокоста. Рвы с тысячами убитых заросли травой, на месте расстрелов строились новые дома. О Пальмникенском расстреле в нашей области мало кто знал. В 1955 году журнал «Новое время» поместил статью израильского исследователя Шмуэля Краковского «За четыре месяца до Победы». Но даже эта статья не нашла отклика у калининградской общественности. И только в 1999 году, когда в местной газете «Дворник» была опубликована статья калининградских журналистов Александра Адерихина и Алексея Шабунина «Марш смерти: марш забвения?» - о кровавом событии широко заговорили. Силами еврейской общины на месте расстрела был установлен небольшой памятный знак, сюда стали приезжать люди, чтобы отдать дань памяти жертвам геноцида.
Но всё же и сегодня приходится констатировать, что событие не нашло ещё своего историка и далеко не все жители нашей области знают о происшедшем. Незнание прошлого, замалчивание преступлений нацизма приводят зачастую к повторениям трагедии. Опаснейший синдром геноцида вновь произрастает на земле. У нас, в нашем крае, мы можем наглядно познать и объяснить людям, к чему приводит человекофобия.
Преступления против человечества не имеют сроков давности. В цепи этих преступлений и массовый расстрел на берегу Балтийского моря...
Был конец войны. Фашисты срочно заметали следы своих преступлений. Из рвов вытаскивались трупы и сжигались на гигантских кострах. Ликвидировались гетто и лагеря смерти. Оставшихся в живых узников сгоняли в перевалочные лагеря. Узников гнали пешком, в мороз, нещадно убивая в пути - эти пешие походы вошли в историю Холокоста под названием - «марши смерти». Под Кенигсбергом в районе Штутгофа были устроены перевалочные лагеря для уцелевших евреев. Это были в основном молодые женщины из Лодзинского гетто и из Венгрии, доведённые голодом до крайнего истощения. На их телах едва держались рваные лохмотья, на ногах были деревянные колодки, некоторые ходили вообще босиком. Была и небольшая группа мужчин -узников Вильнюсского гетто.
Советские войска стремительно наступали. Страшась возмездия, фашисты начали ликвидацию перевалочных лагерей. Эрих Кох - гауляйтер Восточной Пруссии - разработал план уничтожения этих лагерей. Способ уничтожения представил директор Кёнигсбергских янтарных заводов Герхард Раш, предложив замуровать узников в большие пустующие штольни янтарного завода в Пальмникене и в этих штольнях уничтожить их газом или взрывами, предварительно засыпав входы землёй. Исполнить это варварское действо должно было гестапо, которым командовал Курт Горниг, главным исполнителем должен был стать шеф отделения гестапо гауптштурмфюрер Вильгельм Зонненштейн. Было решено всех узников из пересыльных лагерей гнать пешком до Кенигсберга, а потом далее - в Пальмникен.
Из перевалочных лагерей начали выводить узников 15 января 1945 года. Конвоировали их полицаи - украинцы и эстонцы из карательных групп Тодт и Хивис. Стоял двадцатиградусный мороз, и никто не считал, сколько женщин упало в придорожные канавы, и сколько было убито конвоирами. Тех, кто добрел до Кенигсберга, разместили в перевалочном лагере и в цехах шпагатной фабрики.
Почти не дав отдыха измученным жертвам, из Кенигсберга их погнали в Пальмникен. Никакой еды узники не получили. Обречённых на смерть расчётливые фашисты не думали кормить. 120 бандитов из отрядов Тодт и Хивис, а также 25 эсэсовцев вдоволь поиздевались над беззащитными женщинами в этом жестоком марше смерти. Спасшаяся узница Анна Клиновская вспоминает:«... ночью нас разбудили и выгнали из фабрики. Мы чувствовали, что готовится что-то ужасное. Надзирательницы начали нас бить по головам, стрелять в людей... Конвоиры стреляли направо и налево - прямо в лицо. В стороне стояли два пожилых немца, я слышала, как один из них сказал украинцам: «Собак не стреляют в рот, а вы стреляете людей в лицо». С того момента они стали стрелять в спину или в затылок. Была сильная пурга - ветер, шёл сильный снег...»
Командовал конвоем обершарфюрер Франц Вебер. Неизвестно сколько было убито в пути. Спорят и о том, сколько же вышло из Кенигсберга. Фашистам было не до подсчётов, советские войска уже вошли в Восточную Пруссию. Сегодня называют разные цифры. Уцелевшие узницы говорят о десяти тысячах, немецкая сторона определяет - пять тысяч. Жители Пальмникена свидетельствуют о том, что дошло туда четыре-пять тысяч. Можно твёрдо считать, что половина узников погибла в пути. Совершившая побег Гелина Маленцевич пишет в своих воспоминаниях: «... нам ничего не давали есть... Всякий раз, когда кто-то наклонялся взять в ладони немного снега, охрана стреляла».
Голодные женщины, почти раздетые брели в двадцатиградусный мороз, подгоняемые ударами прикладов. Фашисты стреляли в тех, кто отставал, кто казался больным, кто хромал. Некоторые женщины сами просили убить их, не выдерживая мучительного марша. Некоторые находили силы бежать. Но большинство беглецов настигали пули. Вся дорога от Кенигсберга до Пальмникена была усеяна трупами. Вот что свидетельствует житель Пальмникена Франц Фогель:
«Я сам видел на шоссе вблизи Пальмникена много трупов зверски убитых невинных и измученных людей. Шоссе было покрыто не только трупами, но и лужами крови и частями человеческих черепов. Думаю, что в Пальмникен прибыло живыми 4 тысячи этих несчастных. По обе стороны шоссе в лесах находится очень много могил, которые может указать местное население. Ферстер Мартер из Гумбиннена знает много могил в районе Гумпенер-Вальж, где жестоко умерщвлённые люди в течение месяца лежали сваленные в кучи и только потом были зарыты. Эти трупы частично были съедены лисицами, собаками, поклёваны вороньём».
Другой житель Пальмникена Пиперт рассказывает:
«Шоссе и кюветы были буквально завалены убитыми людьми. Видел, как две, видно тяжело раненные женщины, уползали в лес. Их стали преследовать. Они заламывали руки и умоляли не расстреливать их, но были избиты эсэсовцами и застрелены...»
Тех, кто выдержал эту дорогу смерти и добрёл до Пальмникена, разместили в заводской слесарне. Инспектор земельных имений показал впоследствии, что в слесарню загнали около четырех тысяч узников. Вариант с уничтожением людей в пустых штольнях вызвал протесты местных деятелей. Директор янтарного предприятия Ландман негодовал, он беспокоился о том, что пострадают находящиеся в штольнях системы водоснабжения и воду нельзя будет употреблять. Против уничтожения узников выступил руководитель местного фольксштурма Фейербенд. Он был майором резерва, был награждён во время первой мировой войны и был уважаем всеми жителями. Свидетели рассказывают, что этот майор накинулся на начальника конвоя Вебера, говорил с гневом, что Вебер опозорил немецкий мундир, уничтожая женщин в дороге. Вебер пытался оправдываться: мол, стреляли в женщин литовские и эстонские полицаи. Фейербанд довольно смело заявил, что принимает сам ответственность за судьбу узников и не позволит уничтожать их в Пальмникине, ибо не хочет, чтобы его родной город вошёл в историю, как место убийств. Файербенд даже приказал выдать узникам кофе и продукты. Жители собрали хлеб и картошку и передали в слесарню. Истомлённые узники, едва ли могли проглотить пищу, с отмороженными руками и ногами, сонные и обессиленные они ждали неминуемого конца и жаждали, чтобы скорее закончились мучения.
Эсэсовское начальство тоже было заинтересовано в скором уничтожении узников. 30 января 1945 года мешающий их планам Фейербенд был послан с отрядом фольксштурмовцев на фронт. А на следующий день в Пальмникен привезли его труп. Он покончил с собой, получив разносное письмо от командования СД из Кенигсберга.
Вечером 31 января 1945 года узников вывели из слесарни и построили в колонну. При этом немногочисленных мужчин поставили в конце колонны. Узникам было объяснено, что их отправят на кораблях в Германию и в Эстонию, где им предоставят работу и питание. Стемнело. Колонны повели вдоль берега. Затем от конца колонны отрезали пятьдесят человек и стали выстрелами гнать в море. Потом отделили ещё пятьдесят человек. Началась паника. Мужчины бросились на фашистов. Пулемётные очереди быстро прекратили сопротивление. И всё же отдельным узникам удалось бежать. Таких было около двухсот человек. Вот что рассказывает Анна Клиновская:
«Вся наша группа оказалась уже в море. Рядом застреленные. Я слышала, как хрипели сестры Сонненштейн, трясла, звала их, но никакого ответа. Я лежала на льдине, на меня бросили убитую, они думали, что я мертва.
Позже всё затихло. Недалеко от меня лежала Регина из Лодзи... Она была жива, услышав мой голос, отозвалась и спросила: «Ганка, ты жива?» Сознание моё работало, я решила не поддаваться смерти, хотя в первые минуты хотела утопиться, чтобы больше не мучиться.
Поднялась, ходила по трупам. Впереди меня нагромождение льда, через которое с трудом перебралась. Со мной шла Цельникер и ещё одна, не из нашего лагеря. Она, казалось, была не в своём сознании. Вместе вышли из моря, забрались на высокий берег, кругом всё было покрыто снегом, и мы руками засыпали, маскировали наши следы, чтобы нас не обнаружили.
Издалека видела, как из моря пытались выбраться другие, но они были ранены и не смогли преодолеть горы льда. Через некоторое время мы услышали скольжение саней и немецкую речь - «моё пальто где-то пропало». Это были эсэсовцы. Потом были слышны выстрелы, после которых уже больше не слышно было ни единого стона со стороны моря...
Вскоре слышна стала немецкая речь: «Здесь люди в воде! Это, видимо, евреи! Мы должны об этом заявить бургомистру!» Это были жители окрестных деревень, привлечённые сюда криками и стрельбой в ночи...»
Другая спасшаяся узница Гелина Маленцевич рассказывает:
«... Я находилась в шипящем и клокотавшем море, в маленькой, частью замёрзшей бухте на груде мёртвых и раненых, но ещё живых людей. Весь берег, насколько я могла видеть, был покрыт ещё не затонувшими трупами, и я тоже лежала на одной такой горе трупов, которая всё время оседала глубже и глубже. Вплотную ко мне были прижаты Геня Вайнберг-Бидерман и Маня Цвейг-Глейман, а у моих ног лежала Фела Левкович. Тяжело раненная, она приподнялась и крикнула стоявшему в нескольких метрах конвойному: «Герр конвоир, я ещё жива!» Конвойный прицелился и выстрелил ей в голову, она упала сражённая. Вдруг меня ущипнула моя подруга Геня, которая тоже от холодной воды пришла в сознание и прошептала мне: «Не высовывайся!» Так мы лежали какое-то время, я, собственно, не помню, как долго, и совсем замерзли. Вдруг появились эсэсовцы, кричавшие «поднять головы!» Некоторые раненные, которые были ещё живы и были в силах последовать этому приказу, были тотчас пристрелены. После этого эсэсовцы ушли... С большими усилиями начали мы карабкаться вверх по склону горы... Нас тошнило, так как мы наглотались морской воды...Стоял двадцатипяти градусный мороз. Мы были покрыты ледяной коркой и не могли двигаться...»
На следующий день после расстрела бургомистр Пальмникена Курт Фридерикс набрал из подростков-гитлерюгондевцев поисковые группы, так называемых зухкомандосов. Вооруженные карабинами и автоматами они были вовлечены в кровавую камарилью. Некоторые делали это охотно. Убивать беззащитных женщин было легко. Особо отличились такие члены гиттлерюгенда, как Ганс Гюнтер, Балгуенн, Ауксхун, Лилиенталь, Зур и Каршау. Поиски сбежавших продолжались несколько недель. Пойманных тотчас расстреливали. Местные жители опасались пускать к себе уцелевших при расстреле. Но были и те, кто проявил мужество и у кого сохранилось человеческое достоинство. Так Дору Гауптман спасла местная жительница Берта Пульвер, семья Гардеров спасла Цилю Мошкович, среди тех, кто дал приют несчастным женщинам называют Бидерман, Глатман и Гертл... Упоминавшаяся уже Анна Клиновская была спасена Циммерманами в деревне Нодемс. Вот что она рассказывает:
«Мы подошли к деревянному дому и рискнули войти в него. Хозяин, сразу же узнав, что мы еврейки, закричал: «Уходите вон, я непременно заявлю, что здесь евреи!» Мы убежали и наперерез через поле прибежали к другой деревне. Около дома стояли старик и старушка. Они тоже сразу узнали, кто мы такие, но приняли в дом. У нас были бритые головы, мы были мокрые. Здесь стояли дети, они стали кричать: «Это евреи!..» - «Евреи тоже люди», - сказал старик и прогнал детей. Были и те, кто прятал спасшихся женщин в надежде, что те замолвят за них слово, когда придут советские солдаты. Ведь вдали уже слышались разрывы артиллерийских снарядов...
32-ая дивизия советских войск вступила в Пальмникен 15 апреля 1945 года. Фашисты к тому времени сделали всё, чтобы скрыть следы массового убийства. Но уцелели свидетели - спаслись из бежавших узников 13 человек. Были обнаружены могилы, в них тела с лагерными номерами на руках, на рукавах одежды -шестиконечные звёзды Давида. Была создана комиссия по расследованию массового убийства. Комиссию возглавил генерал-майор Данилов. Разыскивались преступники, участвовавшие в злодеяниях. Один из убийц - начальник конвоя Франц Вебер был арестован позже только в 1965 году, после ареста он покончил с собой. Возможно, многие бывшие гитлерюгондовцы мирно доживают свой век. Сегодня уже не идет речь об отмщении. Важно, чтобы подобное никогда не повторилось. Но всё чаще прослеживается желание не вспоминать кровавую бойню. Почти во всех упоминаниях о Пальмникенском расстреле в Германии стараются уменьшить количество убитых. Об этой трагедии на немецком языке подробно написано только в книге Мартина Бергау. К примеру, о гибели «Густлова» в Германии изданы сотни книг. Это была, конечно, одна из самых больших морских катастроф. Число погибших беженцев приблизительно равно числу расстрелянных
узников. Да и события произошли почти одновременно. Подводная лодка С-13 капитана Маринеско торпедировала «Густлов» 30 января 1945 года в районе Данцигской бухты, всего в ста километрах от Пальмникена. Крики тонущих в холодной воде Балтики вероятно высоко в небе слились со стонами тех, кого сталкивали в море и убивали на янтарном побережье.
Маринеско - автор «атаки века» не знал, кто находится на борту «Густлова». Не знал, что там есть женщины и дети. Ведь там были и те, кто закончил школы подводников и те, кто обагрил свои руки кровью убитых. Война не выбирает свои жертвы. Правители, затевающие бойню, стремящиеся уничтожить другие народы, всё равно в конечном итоге подставляют под косу смерти своих подданных. Мало этого, она превращает их в палачей. В отличие от Маринеско те, кто расстреливал женщин на берегу в Пальмникине, знали и видели свои жертвы. Безнаказанность и кровь будили в них зверей. Но за всё воздаётся со временем...
Преступления против человечества не подлежат забвению. Но, увы, уроки истории часто забываются. У нас о пальмникенском расстреле рассказывает единственная книга «Кровоточащая память Холокоста», изданная в Калининграде обществом еврейской культуры «Шофар» малым тиражом. Достойного памятника на месте расстрела до сих пор не установлено. Утверждают, что этот расстрел не столь значителен в цепи всех жертв, приводят сведения о сотнях тысяч павших. Но есть одно отличие - жертвами массового расстрела стали совсем молодые женщины, они ещё не успели завести семью, не успели родить и стать матерями. Геноцид прервал цепочку их рода. Они были убиты только за то, что родились еврейками.
Земля бывшей Восточной Пруссии обильно полита кровью, здесь шли жестокие бои, и примечательно то, что рядом с памятным знаком на месте гибели узников стоит небольшой памятник погибшим советским лётчикам.
И люди, приходящие на место расстрела, чтобы помянуть молитвой невинно павших, кладут цветы и к могиле лётчиков, отдавших жизнь за победу в самой кровавой битве прошлого века, в битве с фашистами.
|
|
|
Пророк. Рисунок Г. Доре |
Калининград
