Официальный сайт администрации ГО "Город Калининград"

История города

Ю.В. Костяшов

доктор исторических наук, профессор исторического факультета Калининградского государственного университета

НА КОЛХОЗНОМ СОБРАНИИ

Штрихи к истории заселения Калининградской области в 1946 году

Это необычные документы. Они написаны на чистых оборотных сторонах, а иногда и поверх различных немецких бумаг: деловых писем, бухгалтерских отчётов, расписаний движения поездов, неразрезанных листах продовольственных карточек, кусках учебных мишеней для стрельбы и обрывках обоев с золотым теснением. Написанные на скорую руку химическим карандашом, редко - чернилами, не всегда понятным почерком, с бесконечными зачёркиваниями и кляксами, всем своим видом они контрастируют с безупречно отпечатанными на машинке немецкими текстами.

Речь идёт о протоколах собраний самых первых переселенческих колхозов, которые стали создаваться в Калининградской области в 1946 году. Всего сохранилось 129 протоколов собраний 37 колхозов из одиннадцати районов области. 34 протокола относятся к самым первым заседаниям по организации колхозов, остальные имеют порядковый номер 2,3,4 и так далее. Кроме того, в делах имеются 122 протокола заседаний правлений колхозов, а также единичные протоколы колхозных партсобраний и собраний бригад. Все документы датированы промежутком времени с 27 августа по 31 декабря 1946 года.

Массовое заселение бывшей Восточной Пруссии было инициировано подписанным Сталиным постановлением Совета министров СССР № 1522 от 9 июля 1946 года «О первоочередных мероприятиях по заселению районов и развитию сельского хозяйства Калининградской области». Оно предусматривало переселение в область из различных регионов РСФСР и БССР «на добровольных началах» 12 тысяч семей колхозников в течение августа-октября 1946 года.[1]

В первую очередь сюда должны были направляться «лучшие колхозники, имеющие наибольшую выработку трудодней», причём только семьи, в составе которых было не менее двух трудоспособных членов. Переселенцам предоставлялся бесплатный проезд и провоз имущества, выдавалось безвозвратное пособие (1 тысяча рублей на главу семьи и по 300 рублей на каждого члена); им списывались недоимки и давалось освобождение от налогов и платежей на три года; на месте поселения они получали бесплатно в личную собственность жилой дом с надворными постройками и приусадебный участок в размере 0,5 гектара, они могли взять долгосрочную ссуду на ремонт жилья и приобретение скота. Были и другие льготы. В частности, министерству торговли СССР поручалось «продать каждой переселенческой семье колхозников и специалистов сельского хозяйства на месте по госценам: 1 пальто, 30 метров хлопчатобумажных тканей, 10 литров керосина, 10 килограммов соли, 40 коробок спичек, и каждому члену семьи: пару обуви, 1 головной убор (платок, шапка), по 2 пары носков и чулок, 2 катушки ниток и 1 кг хозяйственного мыла».[2]

Готовясь к приезду колхозников, районные гражданские управления, исполнявшие в то время функции органов государственной власти, разработали планы мероприятий, среди которых непременно значился пункт: по мере прибытия переселенцев необходимо «немедленно приступить к организации колхозов, провести общее собрание колхозников для выборов правлений колхозов и составления производственных планов». Иногда задача конкретизировалась: заместителям начальников гражданских управлений «подобрать руководящий состав колхозов (председателей, членов правления и ревизионных комиссий)».[3]

Собрания по организации колхозов проходили уже на второй-третий день после приезда. Первое колхозное собрание в Нестеровском районе, состоявшееся 27 августа в посёлке Пеллютинен, провёл сам начальник гражданского управления В.И. Машин. На остальных председательствовали, как правило, заместитель по политической части (ранг будущего первого секретаря райкома) или начальник РайЗО (Районный земельный отдел), а также и другие «представители района».

«Представители» обычно начинали собрания с освещения напряжённой международной обстановки, увязывая её с насущными задачами колхозного строительства. Очень убедительной выглядела, например, тов. Вандровская, говорившая о громадном «стратегическом значении» организации колхозов в Приморском районе. Помимо лозунгов, среди которых чаще всего звучал призыв «сделать колхоз большевистским, а колхозников зажиточными»,

прибывшее из райцентра начальство иногда знакомило переселенцев «с обстановкой колхоза, окружающей местностью, особенностями края» (всего 2 случая).[4]

Присутствие районных представителей было обязательным условием для проведения организационных собраний. Когда крестьяне проявляли излишнюю самостоятельность, решения собраний аннулировались, и всё начиналось заново. В посёлке Моллене Земландского района прошли два собрания, 5 и 13 сентября, с абсолютно одинаковыми результатами, но только второе было признано законным, так как было «освящено» присутствием районных властей.[5]

Явка переселенцев, если судить по протоколам, в которых указывалось не только число присутствующих, но и списочный состав членов создаваемого колхоза, в среднем составляла 70%. Почти в половине протоколов сказано только о количества пришедших на собрание, и есть основания подозревать, что во всех этих случаях необходимый кворум в 2/3 обеспечен не был. Председатели искренне возмущались, что колхозники ходят на собрания, «как на работу» - опаздывают, собираются по три часа. [6]

Повестка дня первых организационных собраний была стандартной: выборы руководства (председателя, правления, ревизионных комиссий) и присвоение колхозу названия.

Обсуждение первого пункта повестки проходило весьма бурно. Только в трёх протоколах из 37 сказано, что за все предложенные кандидатуры участники собраний проголосовали единогласно. В двадцати случаях отмечено выдвижение альтернативных кандидатур. Так, в колхозе имени Калинина число выдвиженцев в правление дошло до одиннадцати человек против обычных трёх-пяти. Можно предположить, что собрания проходили не так гладко, как планировало районное начальство. Особенно примечателен в этом отношении протокол организационного собрания в Нестеровском районе 26 октября в колхозе «Заветы Ильича», которое почтил своим присутствием начальник гражданского управления В.И. Машин. Он предложил избрать председателем вновь образованного колхоза заранее подобранную кандидатуру А.В. Перминова. Однако против этого стали возражать участники собрания. Так, колхозник А.П. Елсуков сказал: «т. Перминова я знаю, что он дома мало жил и хозяйственными вопросами не занимался, а потому прошу удовлетворить просьбу об отводе кандидатуры председателя, а предлагаю выбрать председателем артели т. Шуракова В.А.». За Шуракова стали агитировать и другие колхозники, он и был в конечном итоге избран.[7]

Гораздо спокойнее обсуждались названия колхозов. Выбор вариантов был невелик. Районные власти получили рекомендованный сверху список наименований. Вот почему во всех районах области можно было встретить своих «Молотовых», «Ждановых», «Тельманов», а также «Прогрессы», «Авангарды», «Ударники». Впрочем, в каждом районе была и своя изюминка. В Гусевском районе выделялся оригинальностью названия колхоз «Красный орёл», в Озёрском - «Пример», в Железнодорожном - «Газета «Правда» и тому подобные. Почти во всех колхозах крестьяне безропотно голосовали за рекомендованное сверху имя. Но на одном собрании неожиданно произошла осечка. Официально предложенное докладчиком «из района» Стрелковым название «Большевик» колхозникам почему-то не понравилось. Взамен сначала предложили вполне благонадёжную «Искру», а затем и вовсе крамольную «Свободу». В итоге президиум собрания и его участники сошлись на компромиссном втором варианте. Название «Большевик» присвоили вскоре следующему по очереди новому колхозу Нестеровского района.[8]

Главное, что волновало колхозников, это состояние основных фондов, а проще говоря - отсутствие во вновь организованных колхозах какого-либо имущества (скота, инвентаря, запаса кормов и продовольствия). При утверждении устава в одном из колхозов Полесского района крестьяне поинтересовались наличием общеколхозной собственности. Ответ председателя был весьма характерен: «Имели две лошади, одна из них пала, другая накануне этого. Имеется кормов нележалого сена 4 воза, то есть на одну тёлку».[9]

Не лучше обстояло дело и в других хозяйствах. В протоколах мелькают жалобы, что «в колхозной кассе нет ни одной копейки», что «весь скот чесоточный» и «истощённой упитанности», что «положение с кормами очень напряжённое» и «лошади худеют от плохого сена, которое они едят» и с таким питанием «придут к неотменной гибели»; что полученная по разнарядке из Тильзита картошка «находится в безнадёжном состоянии», так как по причине своей мёрзлости она «неблагонадёжная для семенных целей», что «нет света, и как только темнеет, народ запирается по домам». Выход из столь бедственного положения виделся разный. Большинство уповало на то, что в конце концов машины, скот и корма будут выделены государством. Некоторые призывали проявлять большую настойчивость в этом деле. Так, один из ораторов в колхозе имени Калинина Краснознаменского района т. Зайцев восклицал на собрании: «Необходимо сейчас стучать во все двери и добиваться двух-трёх пар лошадей!»[10]

Другие пытались выкручиваться самостоятельно. Общее собрание колхоза имени Черняховского постановило: «Путём голосования (единогласно) продать корову с колхозной фермы и купить трактор для колхоза». С учётом наличия большого количества неучтённой трофейной техники в расквартированных по области воинских частях, такая сделка была вполне реальной. В колхозах Зеленоградского района крестьяне добровольно «сбрасывались» в общий колхозный фонд: где вносили в кассу по 50 рублей с каждого двора, где собирали инвентарь (лопаты, вилы, грабли), где принимали обязательства каждой семье собрать для общего стада по 1,5 центнера желудей и каштанов. А собрание колхоза имени Жданова Багратионовского района постановило: «...отчислить с каждого домохозяина по одной коробке спичек и 0,5 литра керосина в общий колхозный фонд на общий расход колхоза - бесплатно».[11]

Но главные надежды колхозники возлагали на то, что в протоколах деликатно названо «сбором трофеев». Практически во всех колхозах принимались решения об участии их членов в сборе «бесхозного» имущества, организовывались коллективные субботники и воскресники, принимались соцобязательства, каждый колхозник получал специальное задание. Для стимулирования поисков сборщикам начислялись трудодни (за бочку - один трудодень, за плуг - два и так далее).[12]

По всей видимости, бесхозного имущества было не так много, ибо вскоре колхозники принялись за своё, колхозное, только что полученное от государства. В Гусевском районе созданная для ремонта жилья колхозная строительная бригада занималась разборкой уцелевших зданий, а материал расхищался или шёл на дрова. В посёлке Пеллютенен Нестеровского района местные трофейщики «додумались разламывать здание церкви и выломали 15 балок и 20 рам, несмотря на то, что они знали, что это здание предназначено под колхозный клуб». А их односельчане по неуказанным причинам занялись вырубкой зелёных насаждений в посёлке, при этом, как особо отмечено в протоколе, «срубили одно дерево под названием липа».[13]

Данная самодеятельность обсуждалась на колхозных собраниях, в результате чего в протоколах появлялись грозные резолюции: «запретить и окончить разрушения домов и всех построек»; «расхищение колхозных нежилых построек немедленно прекратить, и всему активу следить, и виновных в растаскивании привлекать к ответственности».[14] С целью предотвращения расхищения колхозной собственности во многих посёлках решено было организовать «ночную охрану», «бригадные патрули» и даже «круглосуточный караул». А председатель колхоза имени Сталина в местечке Рудау Ф.Бородин, видя, что во вверенном ему хозяйстве уже почти ничего не остаётся, решился на отчаянный шаг. Всё колхозное имущество он провозгласил социалистической собственностью. В протоколе общего собрания так и записали: «Объявить колхозной социалистической собственностью все не переданные колхозникам дома, холодные постройки, деревья разных пород, а также... кусты, лесонасаждения по всем дорогам, телеграфные и телефонные столбы, провода, находящиеся на территории колхоза».[15]

С первых дней своего существования вновь образованные колхозы столкнулись с ещё одной серьёзной проблемой: работать в них было некому. Во-первых, часть «колхозников» открыто заявляла, что вступать в колхоз им «нет надобности». Один из отказников в колхозе имени Кирова В.П. Ковязин говорил: «...я приехал не из колхоза, а с производства, притом в колхозе никогда не работал и правил колхозной жизни не знаю, потому в колхозе я работать не буду и заявления на вступление в члены колхоза писать не буду».[16]

Список переселенцев, отказавшихся стать членами этого колхоза составил 35 человек (около четверти всех приехавших). Всех их правление решило лишить «преимущественных льгот», положенных переселенцам, «с выселением из пределов колхоза». Состоявшееся в тот же день общее собрание колхоза утвердило постановление правления.[17]

Самовольные уходы из колхозов стимулировались ещё и тем, что рабочих рук везде не хватало. Колхозников старались переманить к себе промышленные и строительные предприятия, транспортники, лесозаготовители и прочие организации. Гражданские управления издавали грозные приказы «О посягательствах на рабочую силу в колхозах», в которых «некоторым ретивым руководителям за вредную антиколхозную практику переманивания крестьян» обещалось привлечение к уголовной ответственности. В свою очередь, областной переселенческий отдел рекомендовал все дела о самовольных уходах из колхозов направлять в районные прокуратуры для взыскания с переселенцев всех льгот.[18]

Много оказалось в колхозах людей, равнодушных в делам своего хозяйства. Практически на каждом собрании председатели и колхозные партийцы корили односельчан за отсутствие тяги к ударному производительному труду. Председатель одного из колхозов Гвардейского района И.И. Гамезо повторял, что «дисциплина в колхозе совершенно плохая», «выход на работу совершенно плохой», «кошение сена не производится», «все члены колхоза к заготовке кормов относятся хладнокровно». «Наши колхозники, - вторил ему председатель П.Ф. Демскин из Гусевского района, - вероятно, не все поняли, что идёт зима и что надо заготавливать корма». Председатель колхоза имени Будённого Романенко тоже уверял, что видит своих подчинённых насквозь: «...некоторые прячутся от нарядов или же сказывают, что больны, а опосли идут на базар с молоком и яичками, то учтите то, что этим колхозникам не поздоровится».[19]

Всех тех, кто, как говорилось в одном протоколе, склоняет «остальную колхозную массу на расхлябанность колхозно-трудовой дисциплины», стали называть «дезорганизаторами». По отношению к ним принимались самые разнообразные меры, начиная от традиционного выговора, строгого предупреждения, и заканчивая штрафами, невыдачей керосина и продуктов, исключением из колхоза и передачей дел в прокуратуру. Повсеместно принимались постановления «выходить на работу строго по звонку, и установленные сигналы [подавать] не позднее 8 часов утра», а к дезорганизаторам «применять репрессивные меры». Следует заметить, что уклонение от работы в колхозе, помимо общих для всей страны причин, было связано и с местной спецификой. Дело в том, что калининградские колхозы создавались в конце сельскохозяйственного сезона, и колхозники вполне резонно считали, что за 1946-й год на трудодни им всё равно ничего не выплалят. [20]

Возникавшие в колхозах конфликтные ситуации имели не одну векторную направленность. Низы также предъявляли претензии к своему начальству. Первым поводом для недовольства стало недополучение тех льгот, которые были положены переселенцам. На колхозных собраниях принимались обращения к вышестоящим инстанциям о выполнении всех обязательств, «согласно указа Министерства СССР». В колхоз имени Будённого на 98 человек было выделено всего 2 дамских пальто, 13 шапок и по 50 пар чулок и носков. Спор о распределении этих товаров на общем собрании сделался таким жарким, что увещевать колхозников вынуждено была «представитель района», инспектор РОНО (Районный отдел народного образования): «Я слыхала, что колхозники имеют неудовольствие, а это неправильно. И партия, и правительство не может снабдить всех». И чтобы всем стала ясна политическая значимость момента, назидательно добавила: «Мы приехали сюда быть примерными колхозниками. Чтобы литовцы сделали вывод насчёт колхозов».[21]

Настоящий накал страстей зафиксировал протокол № 2 общего собрания колхоза «Ударник» от 7 октября 1946 года. Поводом для сбора людей стал, казалось бы, пустяковый случай. Председатель колхоза Ягудин накануне получил из районного фонда 56 листов оконного стекла и 10 листов утаил от коллектива, что вызвало взрыв возмущения односельчан. Пытаясь избежать скандала, председатель провёл 6 октября заседание правления, на котором расхитителями стекла были объявлены счетовод и кладовщик (оба сняты с работы). В тот же день состоялось партсобрание, на котором председатель был «предупреждён». Но все эти превентивные меры уже не помогли избежать публичного разбирательства. Созванное под давлением «снизу» на следующий день общее собрание проходило очень бурно. Выступили более десяти ораторов, которые резко обличали всё колхозное начальство. В постановлении говорилось: «За воровство стекла, полученного для колхозников, председателя колхоза тов. Ягудина с работы снять». Тут же начали активно выдвигаться кандидатуры на должность председателя, который оказался избран на альтернативной основе из пяти кандидатов. Разгул колхозной демократии не прошёл, однако, мимо внимания районных властей. 12 октября приказом начальника гражданского управления Нестеровского района постановление колхозного собрания было отменено по формальным основаниям.[22]

Первые колхозные собрания не обошли стороной пропагандистские кампании, сигнал к которым всегда давала Москва. Как раз в момент организации колхозов накатила очередная идеологическая волна с весьма неожиданной темой. С конца сентября все в стране обсуждали ответы Сталина на вопросы газеты «Санди Тайме». Протоколы колхозных собраний обогатились постановлениями следующего содержания: «Ответы т. Сталина московскому корреспонденту Сондель Тайме г-ну Александроль одобрить». Текст с небольшими вариациями повторялся от собрания к собранию, и только в колхозе «Прогресс» участники собрания, вдохновлённые присутствием представителя района т. Бубнова, высказались более подробно. «Ответы тов. Сталина, - говорилось в постановлении, - являются единственным, ободряющим заявлением по внешней политике, сделанным союзным государственным деятелем в течение года, прошедшего со времени окончания войны. Ответы тов. Сталина дали нам новую уверенность в дело нашей победы, которые вдохновляют нас на новые подвиги».[23]

В годовщину Октябрьской революции почти во всех колхозах прошли собрания с традиционным докладом на тему «Международное обозрение и задачи колхоза». В протоколах они обычно заключались фразой: «По докладу выступлений не было, а были всеобщие одобрения». Изредка сочинялись письма Сталину или принимались постановления с «вынесением благодарности нашей партии, а также Великому вождю тов. Сталину». И только в колхозе имени Калинина Краснознаменского района комиссия отличилась нестандартным подходом к подготовке праздника и предложила организовать совместно застолье. Однако из этой инициативы ничего не вышло. Как говорится в протоколе, «план складчины для организации общего обеда [был] сорван, так как согласно решения общего собрания о сборе с двора по 100 руб. и продукты никто из колхозников дать не согласился».[24]

Иногда протоколы собраний фиксировали вопросы «с мест», которые ни разу не совпали с темой прослушанного доклада или лекции. Так, в колхозе «Искра» Полесского района на собрании в честь 29-й годовщины Октября докладчику были заданы вопросы: как долго немцы будут оставаться в посёлке и будут ли они работать в колхозе? Кстати, в протоколах того же колхоза имеется ещё одно (и последнее) упоминание об оставшихся в области немцах. При принятии устава местный активист агротехник Дмитриев сделал заявление по немецкому вопросу и строго предупредил односельчан, «чтобы с немцами не иметь никакой связи, которые могут привести к самым вредным последствиям».[25]

В конце года по всем колхозам прошла череда собраний, посвященных выборам в Верховный Совет РСФСР 9 февраля 1947 года. На них принимались сверхплановые производственные задания (хотя и плановые почти никогда не выполнялись). Идя навстречу выборам, колхозники заодно брали на себя социалистические обязательства и другого рода: «отремонтировать скотный двор», «прибрать весь хлам на ферме», «отвезти мусор от колхозных домов» и даже «навести порядок в квартирах». В колхозе «Прогресс» Черняховского района последним, шестым пунктом записали следующее обязательство: «Ходатайствовать перед правительством, чтоб дали двигатель».[26]

Первые шаги в жизни переселившихся в бывшую Восточную Пруссию советских крестьян были далеко не такими благостными, как это было принято до недавнего времени изображать в историографии. Организация переселенческих колхозов в необычных обстоятельствах на земле поверженного врага до крайности обнажила все застарелые язвы советского колхозного строя. С другой стороны, переезд и обустройство в новом краю в какой-то степени пробудили от спячки крестьянские массы. Оторвавшись от привычных условий жизни, оказавшись в совершенно новой для них среде, они стали чуть свободнее в своих суждениях и поступках, немного более независимыми от начальства, решительнее в отстаивании своих прав и последовательнее в своём нежелании мириться с несправедливостью.

«Вопросы истории». — 2003. - № 9. (с незначительными сокращениями)

Фото из фонда Калининградской областной универсальной научной библиотеки