Официальный сайт администрации ГО "Город Калининград"

История города

И.Самошкина

ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ

Кто мы? Откуда?

Отец мой, Чирков Алексей Петрович, родился 28 марта 1904 года в селе Поречье-Рыбное, Пореченской волости, Ростовского уезда Ярославской губернии в крестьянской семье. Отец его, мой дед, Чирков Пётр Ивано­вич, до революции работал садовником у ивановского фабриканта Фокина. И после революции всю жизнь рабо­тал садовником. Мой отец работать начал с семнадцати лет, сначала делопроизводителем в комиссии по оказанию помощи красноармейским хозяйствам, а в дальнейшем сотрудником уездногородской милиции. В 1926 году он был призван на службу в армию, и служил в Москве, в Управлении Коменданта Московского Кремля, в бюро пропусков. В свободное от службы время с ними, молодыми красноармейцами неоднократно играл в городки Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин. После службы в армии отец всю жизнь, до выхода на пенсию, работал в органах НКВД, МВД. И всю жизнь, с юности, писал стихи, которые публиковались в районных газетах, где мы когда-то жили.

Мать, Чиркова (Неврюева) Мария Петровна, родилась 16 марта 1908 года в рабочем посёлке Писцово Ива­новской губернии, в семье рабочего. Её отец, мой дед, Неврюев Пётр Алексеевич, работал на ткацкой фабрике мастером по ремонту ткацких станков. Умер он рано, когда моей будущей матери едва исполнилось четыре года, а в тринадцать лет она, проучившись в школе всего четыре года, пошла работать на фабрику ученицей ткачихи, а в дальнейшем работала ткачихой. На этой же фабрике ткачихой работала и её мать.

В 1929 году отец был переведён на работу в Писцовский райотдел милиции, вскоре мои будущие родители познакомились и 14 сентября 1929 года расписались. Раньше сотрудники органов милиции подолгу не работали на одном месте, через каждые год-полтора их переводили на новое место работы, поэтому мы, пятеро их детей, родились все в разных местах. В 1930 году в Писцове родился их первенец, сын Евгений, в 1933 году в городе Пучеже Ивановской области родилась дочь Изабелла, в 1937 году в городе Владимире родился сын Владимир, и в 1945 году в городе Рыльске Курской области родились близнецы Константин и Николай. В Рыльске отец работал начальником милиция. В 1946 году, по состоянию здоровья, был комиссован и переведён на пенсию.

Наступил 1949 год, который изменил нашу жизнь и дал последнее пристанище моим родителям. В этом году мы покинули свои родные ивановские, ярославские, владимирские края.

Однажды, в конце мая папа ходил в город. Вернувшись, он сказал:

- Всё, мы уезжаем!

- Куда? - всполошилась мама.

- В бывшую Германию, - ответил папа. - Я был в исполкоме. Там видел плакаты и узнал о вербовке людей в новую область. На плакатах фотографии посёлков, дороги покрыты асфальтом и обсажены деревьями. Очень красиво.

- Никуда я не поеду. Хватит переезжать с места на место. Детям надо учиться. Сколько школ уже поменяли. И причём тут дороги? Ты что, шофёр что ли?! - воскликнула мама.

- Поздно, я уже получил подъёмные, - заявил папа.

Так решилась наша судьба. Мама заплакала, но что делать, снова сборы. Через некоторое время у дома стоял грузовик, в который грузили вещи. Женя в это время учился в Ярославле в железнодорожном училище. Мне было 16 лет, Володе - 12, Косте с Колей - 4 года.

На станции Волга грузимся в товарный вагон. Всего с переселенцами три вагона, один вагон со скотом, который везут с собой. У нас живности никакой нет.

В нашем вагоне три семьи, кроме нас ещё Меркуловы и Москалёвы. Иван Меркулов - печник, у них с тётей Нюрой трое маленьких детей. Москалёвы Владимир и Надя - колхозники, у них двое ребятишек, один грудной.

Устраиваемся в вагоне. В нашем углу сундуки, на которых мама устраивает место для спанья, рядом стоит кухонный шкаф, на нём ведро с водой.

Угол Москалёвых занимает огромный высокий ларь (в таких ларях в деревнях держат зерно), на который взгромождают пружинный матрас.

Как устроились Меркуловы - не помню, но, в общем, все как-то приспособились к длительному путеше­ствию.

Так как с переселенцами не был сформирован специальный состав, наши четыре вагона должны были при­цепить к попутному составу. Наконец, мы тронулись в путь. Прощай, родная сторона, едем в неизвестность.

На остановках наши вагоны загоняли на товарные станции, и мы ждали, когда нас снова прицепят в попутно­му составу.

Широкая дверь вагона была открыта, и мы смотрели на сменяющие друг друга пейзажи. Когда пассажирский поезд подходит к станции, пассажиры смотрят, далеко ли буфет. Мы же смотрели, далеко ли от нашего вагона туалет. Спускали приставную лесенку и наперегонки мчались к заветной цели. Маленьким детям было проще, для них имелись горшки, а для взрослых это была проблема, так как никогда не знали, долго ли будет стоять поезд.

Однажды Иван только зашёл в туалет, паровоз дал гудок и состав тронулся. Лестницу подняли в вагон. И видим, из туалета выбегает Иван, бежит за поездом, а брюки не застёгнуты, сваливаются, мешают бежать. Он их подтягивает на бегу, спотыкается, чуть не падает. Наконец с трудом догоняет свой вагон, папа с Владимиром протягивают ему руки, подхватывают, втаскивают и он, почти с голым задом, матерно ругаясь, растягивается на полу. Все взрываются хохотом.

Во время движения вагон скрипел и раскачивался из стороны в сторону. Вода в ведре, что стояло на шкафчи­ке, всё время расплёскивалась. Иван предложил ведро подвесить на крюк под потолком, тогда оно будет раскачи­ваться в такт движения, и вода расплёскиваться не будет. Сказано - сделано. Ведро висит под потолком. В это время Надя распеленала ребёнка и положила наверх, на матрас. Иван стоял спиной и этого не видел. И вдруг малыш начал писать. У Ивана округлились глаза, так как тёплая струя угодила ему как раз за шиворот. Он отскочил в сторону, и в это время ведро с водой срывается с крючка, летит вниз и одевается Ивану на голову. Это надо было видеть! Мы все катались от хохота, а Иван на чём свет матерился.

Вот с такими приключениями мы двигались вперёд.

В Великих Луках вагоны стояли в тупике почти два дня. Около вагона, разломав неподалёку старый забор, разожгли костёр, пекли картошку.

И снова стучат колёса, мелькают полустанки. Едем через Белоруссию. Мелькают деревни, дома, крытые дранкой и соломой. И, наконец, Литва. Всё стало незнакомым и чужим. Дома под черепицей навевают тоску по родным ивановским, ярославским местам. Все притихли, и с любопытством разглядывают чужую землю.

Подъезжаем к Калининграду. Разбитый город приводит всех в ужас. Куда мы едем? Зачем? Вагоны загоняют куда-то на товарную станцию, но вскоре прицепляют паровоз, и мы снова едем.

И вот конец пути. Поезд медленно движется вдоль перрона. Видим стадион, на нём идёт игра в футбол. На стадионе много матросов. Вспоминаем, что сегодня воскресенье. В пути были около двух недель. Выехали в конце мая, а сейчас половина июня. Поезд останавливается, дальше пути нет. Видим поворотный круг для паровозов. На здании вокзала вывеска «Кранц».

Вагон стоит в тупике. Папа с Владимиром и Иваном уходит в город. Через некоторое время я с братьями выхожу из вагона, и мы идём встречать папу. Город поразил нас чистотой и обилием цветов. Видим папу, он идёт со своими попутчиками и у всех в руках буханки белого хлеба! Мы возвращаемся в вагон. Папа говорит, что город стоит на берегу моря. Я с мальчишками снова выхожу из вагона, и у первой встретившейся женщины спрашиваю, как пройти к морю. Она машет рукой в сторону небольшой улицы, которая вскоре переходит в пляж. До воды далеко, пляж очень широкий. Мы во все глаза глядим на безбрежное водное пространство. Вот оно, море! Дети бегут к воде. Вдруг Коля хватается за меня и кричит:

- Пойдём скорее домой! (Вагон уже дом!)

Я спрашиваю, чего он испугался. Он говорит:

- Посмотри, что делается! Море-то лезет!

Я засмеялась. Был полный штиль, ярко светило солнце, и море слегка лизало прибрежный песок.

В вагоне мы прожили неделю. За это время познакомились с городом, который нам понравился. Развалин было мало. Через неделю около вагона появляется грузовик (семьи Москалёвых и Меркуловых увезли чуть рань­ше), грузят вещи и нас куда-то везут. Едем долго по дороге, какую папа когда-то увидел на картинке. Приехали в какой-то посёлок. Это совхоз. В то время все совхозы были номерные, думаю, что это «Балтиец» или «Янтарный». Поселили нас в доме, в одной комнате с земляным полом и окном, в котором не было стёкол. Мама плакала, не хотела выходить из машины, говорила папе, куда ты нас привёз? Потом родители пошли в контору устраиваться на работу, но для них в совхозе работы не оказалось. Прожив неделю в этом посёлке, папа с мамой, оставив детей на моё попечение, поехали в Кранц. Так как оба были коммунистами, они пошли в райком, рассказали свою исто­рию. Им предложили работу: папе домоуправом в домоуправлении, а маме в пожарке телефонисткой. Дали временно комнату на втором этаже бани на улице Ленинградской (сейчас это улица Ткаченко, здание «Горэлектро»). Папа съездил за нами. Вскоре мы переехали в квартиру на улице Гороховой (ныне улица Балтийская), в которой родители прожили всю жизнь.

И началась новая жизнь в чужом городе, который со временем стал нам родным. Но для мамы, до конца жизни, он был чужим, и она всё время тосковала по своей родной Ивановской области.

После домоуправления папа работал начальником пожарной команды. Мама проработала в пожарке девят­надцать лет и столько же в санатории «Зеленоградск».

Папа до конца жизни писал стихи. Он посылал их в редакции газет тех районов, где мы когда-то жили. В местной районной газете он тоже печатался. В шестидесятых годах вёл рубрику «На стальной крючок» под псев­донимом «Ёж», высмеивая негативные стороны жизни района, много писал статей. Писал стихи о природе наше­го края, о море.

К восьмидесятилетию отца я подарила ему книгу со стихами, написанными им в течение всей жизни, которую напечатала на машинке и переплела. В неё вошли стихи с 1927 по 1984 год. Умер отец 7 марта 1988 года в возрасте 84 лет.

После смерти папы я маму взяла жить к себе. Она очень тосковала после его смерти, ведь они прожили вместе почти шестьдесят лет. При жизни папы она никогда не пробовала писать стихи, было не до них, работала, растила детей. А после смерти папы, в восемьдесят лет написала:

Милый друг, навсегда я с тобою рассталась,

Много слёз пролила я над гробом твоим,

В путь последний тебя проводила,

Жить осталась я с сердцем больным.

Могильный холмик согреет весеннее солнце,

Лес покроется нежной листвой,

Соловьи запоют над твоею могилой

И сиреневый куст разрастётся кругом.

Папа всю жизнь любил сирень, и он оставил нам стихотворение-завещание:

У могилы моей посадите сирень,

Её я при жизни любил...

Пусть укроет меня её лёгкая тень

От соседства мне чуждых могил.

Чтобы ветви сирени

надо мной зеленели,

И ветры не дули, и солнце не жгло,

А ранней весною цветы мне звенели

О радости жизни

смертям всем назло!

Сирень мы посадили, белую. И каждую весну мы приносили маме ветку сирени, привет от папы.

Мама умерла 29 мая 2000 года, ей было 92 года. Она оставила недочитанной книгу «Ярославия». На кладбище, под кустом сирени, они лежат рядом, ПАПА и МАМА.

А мы, их пятеро детей, взрослели, обзаводились своими семьями, растили детей, внуков, старели и умирали. Из четырёх моих братьев остался один Володя. У папы и мамы 9 внуков, 15 правнуков и 3 праправнука. У каждого своя судьба, своя история, и об этом, если хватит жизни, я, может быть, расскажу позже.

Март 2004 года, г. Зеленоградск