Становление краеведа

Я уже рассказал о своих первых шагах в краеведении (см. "Запад России" № 1-24). Тем не менее, сейчас мне снова придется вернуться во время моего фотографического прошлого, так как именно оттуда берут истоки краеведческие изыскания.

Невзирая на многочисленные запреты и ограничения, все-таки удавалось снимать неприглаженные сюжеты и делать реалистические кадры. Постепенно у меня накапливался архив фотографий с видами Калининграда. К поиску оригинальных снимков побуждал дух соперничества, царящий в нашем фотоклубе. Соперничество не мешало нашей дружбе. Я вспоминаю своих друзей-товарищей...

Николай Леонов работал в трамвайном депо художником. Но в 1960-е годы трамваи не расписывались рекламой, как сейчас. Поэтому деятельность художника Николая Леонова ограничивалась, в основном, изготовлением маршрутных табличек при помощи трафарета, свою тягу к искусству Николай перенес на фотографирование. Особенно удавались ему портреты очаровательных девушек. Он как-то легко мог уговорить приглянувшуюся красавицу на позирование перед камерой, чем вызывал нашу жгучую зависть.

Несколько своих фотопортретов Николай Леонов, на свой страх и риск, послал в чешский элитный журнал "Фотография". Этот журнал служил для нас эталоном вкуса. Подписаться на него было ужасно трудно. В Калининград приходило около пяти экземпляров. Мне с огромными хлопотами удалось добиться получения журнала на адрес фотоклуба, благодаря знакомству с начальником отделения "Союзпечать" Н.Я. Костиным, страстным фотолюбителем.

Так вот, отослав фотографии в Прагу, Николай Леонов стал ждать результатов: если не публикации в журнале, то хотя бы положительного отзыва. Неожиданно он получает из Чехословакии письмо, в котором его приглашают в Прагу на международную фотовыставку, где экспонируются и его фотоработы. При этом до церемонии открытия остается что-то дней десять, не больше. С письмом-приглашением Николай принялся бродить по разным кабинетам, наивно полагая, что ему доведется побывать в Праге. В кабинетах на него смотрели как на ненормального, разводили руками и растолковывали правила оформления заграничных виз. По этим правилам получалось, что на оформление визы требовалось не менее полугода, к тому же объяснили, что письмо еще не есть запрос на визу и что, вообще-то нужно выяснить, какие именно фотографии посланы в журнал и кто давал "добро" на их отправку пусть в социалистическую, но все же в загранстрану. Николаю пришлось показать, какие именно фотоснимки он отослал в Прагу. Не разглядев крамолы в содержании фотоснимков, у Николая Леонова стали выпытывать, кто изображен на снимках, устойчивы ли в моральном отношении портретируемые и нет ли у них конфликтов с законом. После всего этого Николай был рад, что от него в конце концов хоть отвязались. Он уже даже и не заикался ни о каких визах.

Володя Вахненко увлекся фотографией, еще учась в школе. Его сильно привлекала репортажная съемка. Его фотографии часто появлялись на страницах газеты "Калининградский комсомолец". После школы Володе как-то сразу не удалось устроиться на учебу и его скорехонько "забрили" в армию. Но благодаря хлопотам Димы Гапеева из телестудии Володю оставили в Калининграде и, более того, определили фотографом в гарнизонный Дом офицеров. В Доме офицеров Володя продолжал оттачивать свое мастерство. Он украсил один из залов огромными фотографиями военных маневров. Эти снимки висели там, кажется, около двадцати лет.

Отслужив в армии, Володя Вахненко поступил в Московский институт кинематографии /ВГИК/, потом работал на Калининградском телевидении. Мне запомнилось, как Володя Вахненко и я однажды печатали фотографии для клубной выставки. Другие авторы снимков под благовидными предлогами на эту нудную работу не явились, и нам вдвоем пришлось "уродоваться" с раннего утра до позднего вечера. Нужно было делать снимки большого формата на нашей довольно примитивной любительской фототехнике. Мы клали фотобумагу на пол, а фотоувеличитель ставили на стул, а стул ставили на стол. Световая выдержка при таком сооружении требовалась от 10 до 20 минут. Для проявления снимков пришлось изготовлять кустарным способом большие ванночки. Вынужденное бездействие во время экспонирования мы коротали рассказыванием анекдотов.

Сергей Иванович Шутов. Это он сделал большие ванночки для проявки и закрепления отпечатков. Был он человеком необыкновенной скромности и отзывчивости. Он имел право, как участник Великой Отечественной войны, покупать товары вне очереди, но, по-моему, ни разу не воспользовался своим правом. "Другие такие же люди, мои ровесники, стоят же в очереди, ну и я постою", - говорил он, улыбаясь. Сергей Шутов преданно служил фотоклубу во все время его существования. Он однажды даже ненадолго оставил свою работу электрика в гараже и подался в фотоателье. Там он понял, что лучше иметь скромный, но гарантированный заработок в автоколонне, чем бегать за заказами, бороться с конкурентами, ставить работу "на поток" и забывать о художественности снимка ради коммерции, подстраиваясь под вкусы заказчиков. Поэтому Сергей Иванович вернулся в гараж и продолжал посещать фотоклуб ради культурного отдыха.

Дмитрий Дмитриевич Гапеев, несомненно, являлся душой нашей фото-кампании. Он работал кино-телеоператором и был неистощим на шутливые истории и на придумывание прибауток. Мы очень ценили его похвалы и не обижались на строгую критику. Вокруг Димы Гапеева всегда группировалась художественная богема: артисты, телевизионщики и мы, фотолюбители.

Помню как в сильнейший двадцати пяти градусный мороз Дима Гапеев в легком изящном пиджаке и в щегольских лакированных полуботинках выскочил из теплого фойе дворца культуры рыбаков, волоча за собой огромную телевизионную камеру. Режиссёру вдруг потребовалось запечатлеть красоту зимних городских пейзажей. Зрелище это было не для слабонервных. Прохожие, кутаясь в шубы, взирали на одетого по-летнему Диму Гапеева с недоумением. Я достал из-под полы фотокамеру, которая моментально замерзла, заклинив затвор. Спустя минуту замерзла и телекамера. Лишь Дима Гапеев как ни в чем не бывало пытался отогреть аппаратуру своим дыханием, впрочем, без всякого успеха.

Николай Александрович Леонов и Владимир Михайлович Вахненко безвременно покинули этот мир. Ушли из жизни Сергей Иванович Шутов и Дмитрий Дмитриевич Гапеев. А я, спустя годы, опять взял в руки фотоаппарат и отправился открывать страну краеведения.

Я шел на ощупь. У меня не было ни карт, ни справочников. Это был какой-то анабасис - путь в неизвестность без компаса, наподобие азиатских походов Александра Македонского. Внешне это выглядело так: я почти наудачу приезжал в произвольно выбранный город или посёлок в Калининградской области, бродил по нему без определенного плана, кое-что фотографировал да расспрашивал местных жителей. Вернувшись домой, записывал увиденное и услышанное. В таких поездках не всегда все ладилось. Стереотипы восприятия предполагали естественным видеть праздно бредущего человека с фотоаппаратом только где-то в туристическом центре, среди архитектурных шедевров или на фоне прилизанных природных ландшафтов. Но что нужно странному типу в очках рядом с государственной границей, предположим, в забытом Богом поселке Крылове? Чего ради подозрительный тип крутится по задворкам между развалюхами, коварно щелкая затвором фотокамеры? Естественно, что передо мной внезапно вырастали вооруженные люди в зеленых фуражках и препровождали куда следует. На погранзаставе меня долго сверлили взглядами и придирчиво разглядывали паспорт, пытаясь разгадать, не переклеена ли в нём фотокарточка и я ли на ней изображен.

Ясно, что так больше продолжаться не могло и что мне надо подыскивать надежную "крышу". Добротная "крыша" нашлась в виде общества Охраны памятников истории и культуры. Я вступил в общество и стал активным его членом. Заодно я получил красные "корочки", то есть удостоверение члена общества с фотокарточкой и гербовой печатью. Теперь я спокойно расхаживал, скажем, по поселку Железнодорожному, фотографируя направо и налево рассыпающиеся фахверковые фасады старых домов, навозные кучи вокруг разваливающейся кирки и романтические улочки, мощенные булыжником. И когда в Железнодорожном я был остановлен лично председателем поселкового Совета на предмет выяснения моей личности и целей пребывания в приграничном районе, моя краснокожая книжечка охранила меня надежней любого талисмана.

Просматривая сегодня свои записи тех путешествий по нашей области, я вижу, что в них без предвзятости зафиксированы картинки тогдашней жизни. И не моя вина, что негативные стороны порой перевешивали позитивные моменты. Я не смаковал недостатки, стараясь относиться к ним с юморком.

Мне неловко цитировать самого себя, но приходится делать это для восстановления в памяти эпизодов давних краеведческих похождений.

Багратионовск. За 35 копеек и за один час мы (моя жена и я) доехали на дизель-поезде от Калининграда до Багратионовска. В Багратионовске мы сразу же увидели солидный вокзал и несолидную привокзальную площадь, поросшую травой, и на ней самодельные футбольные ворота.

На центральной площади города, несмотря на довольно ранний час, возле гастронома стояла длинная очередь за водкой. Хвост очереди из магазина, с высоким приступом без перил, выползал прямиком на площадь и сильно портил композицию снимка, когда я пытался в торжественной манере сфотографировать памятник Багратиону.

Потоптавшись туда-сюда пешком, мы проголодались. Городской ресторан готовился к обслуживанию свадьбы и посетителей "с улицы" не принимал. Попытка выдать себя за дальних родственников жениха и невесты не удалась. Но на первом этаже, без всякой рекламы, функционировало небольшое кафе. Несмотря на разгар лета, меню предлагало: щи из квашеной капусты, тушеную консервированную свинину и напиток из заморских апельсинов. Обед на двоих обошелся нам в один рубль 66 копеек, без щей. Хорошо, что мы не взяли щей, - они оказались сдобренными тараканами. Компания за соседним столиком заметила насекомых, когда выкушала почти всю порцию. От брезгливости они уже не могли есть второго и принялись скандалить, безуспешно требуя жалобную книгу. Опасаясь, что подобные сцены дурно подействуют на наши желудки, мы поспешили на свежий воздух.

Город Багратионовск вытянулся вдоль главной улицы. Идешь по этой улице и видишь за домами поля, луга и рощи. Новые дома чередуются со старыми. Магазины... Мебельный салон прямо как Эрмитаж. В продовольственных отделах - колбасы, сыры, масла. Но.., по коммерческим ценам, в несколько раз повыше государственных.

Не удивляйтесь тому, что ничего не написано про знаменитое сражение под Прейсиш-Эйлау в 1807 году, про памятный знак этому сражению, про церковь и крепость. О сражении можно прочитать в любой энциклопедии, с памятником мы пока досконально не разобрались, церковь переделана под заводские корпуса, крепость приспособлена под склады. На пригорке, можно сказать, прямо на том месте, где стоял Наполеон в момент, когда к нему почти вплотную прорвались русские казаки, - теперь поставлен бюст основателю диалектического материализма Карлу Марксу. Основоположник невозмутимо смотрит на поле сражения, размышляя о светлом будущем человечества." /июль 1987 года/

Большаково. Мы /Виктор Иванович Иванов и я/ прибыли в Большаково с утренним поездом. Привокзальная площадь представляла собой унылое зрелище. Дощатый туалет с гостеприимно распахнутыми дверьми являл взору приезжего основную достопримечательность пейзажа. Печально-одинокое здание вокзала не вызывало радужных эмоций. Однако в невзрачном вокзале находился еще более невзрачный магазинчик, в котором Иванов ухитрился купить кое-что из съестного. Он проникновенно уверял меня, что лучше будет грызть черные сухари, чем осмелится отведать стряпни местной кухни местной столовой. На это я вполне резонно возражал, что для чего же тогда существует столовая, если в ней нельзя отобедать? Это же все равно, что парикмахерская, в которой нельзя постричься. На это Иванов вспомнил, что он однажды зашел в пельменную, где не было пельменей, а в другой раз попал в кафе, в котором ему не смогли подать кофе.

Рассуждая в подобном духе, мы шествовали по поселку и даже рискнули в зайти в столовую. Иванов взял себе стакан чая и стал размачивать в нем сухари, купленные в привокзальном магазине. Я же рискнул скушать полноценный обед за 2 рубля 70 копеек и, как понимаете, жив до сих пор.

В столовой мы познакомились с двумя юными жителями Большакова: Сашей Костиным и с его закадычным другом. Они сказали, что зашли в столовую подкрепиться после невероятно тяжелых уроков в школе. Делать им было совершенно нечего, и они увязались с нами гулять по поселку. Мы с ребятами посидели в кафе со сказочным названием "Теремок". В кафе, к огромному удивлению Иванова, оказался кофе, а также мороженое и сладости. Надо сказать, что "Теремок" стоит совсем рядом с невзрачным кинотеатром. А сей кинотеатр есть не что иное как доведенная до умопомрачительного состояния старая церковь. Когда-то в поселке, бывшем Гросс-Скайгиррене (что означает в переводе с немецко-прусского "Большой Ясный Лес"), жило много литовцев. Собиратель народных сказаний В.Кальвайтис записал здесь такую литовскую песню:

Утром солнышко проснется,
День веселый улыбнется.
Девушка пойдет стирать,
В чистой речке полоскать.
Я приду на эту речку:
- На, возьми мое колечко!
"Я ответа не даю,
На колечко погляжу".

В ожидании поезда на Калининград мы наткнулись на реликвии: складированные рельсы марки "Унион" 1892 года и рельсы на действующей колее, маркированные 1908 годом. Забыл сказать, что в маленькой уютной красивой бывшей католической церквушке ныне находится магазина со складами.

/ 24 октября 1991 года/

Гусев. Как из Калининграда попасть в Гусев? Можно встать пораньше и ехать туда утренним вильнюсским дизелем. Или автобусом. Ну, а если я проснулся в девятом часу, то мне ничего не оставалось, как воспользоваться дневным поездом до Черняховска, а потом думать, как оттуда добираться до Гусева.

В 12 часов 30 минут поезд отошел от Калининграда. В 14 часов 10 минут прибыл в Черняховск. По прибытии в Черняховск из объявления по радио выяснилось, что этот же состав после десятиминутной стоянки отправится далее до Нестерова. Как ошалелый, я помчался на вокзал, купил билет до Гусева и кинулся обратно, вскочив в вагон почти на ходу. Странно, что о таком маршруте не было никакой информации в Калининграде. Проезд от Калининграда до Гусева обошелся в 1 рубль 85 копеек. Запомним эту сумму!

В 15 часов дизель прибыл в Гусев. Я сошел на перрон и единственный из всех пассажиров проследовал к вокзалу по подземному переходу. Остальной народ попрыгал к выходу прямо через пути.

Время обеда прошло, но аппетит не пропадал. Столовая на вокзале закрыта до 16 часов. Кафе в городской гостинице закрыто на "спецобслуживание". Обед в кафе "Орбита" на центральной площади - щи, гуляш, чай - обошелся в 90 копеек.

Гусев - город с остатками былой роскоши. Он (бывший Гумбиннен) в немецкие времена был центром административного района наравне с Кенигсбергом. В нем сохранились помпезные постройки и помпезные улицы. Бросился в глаза новый универмаг "Восток", разрисованный в восточном стиле. Рядом с универмагом стояли легковые автомобили с литовскими номерами. В залах магазина было пустынно. Радиоприемник скучавшей продавщицы был настроен на музыкальную волну польского радио,

Городские окраины оказались менее привлекательными. От домов почему-то убрали заборчики и ограждения, дворики превратились в сквозные проходы с потоптанной зеленью. Даже привокзальная площадь - ворота города - желала иметь много лучшего в смысле благоустройства.

Но вот уж в чем никак нельзя упрекнуть жителей Гусева, так это в отсутствии бдительности. Некий молодой человек, заметив, что я фотографирую здание общежития завода светотехнической арматуры, бросил свою спутницу, подошел ко мне и стал выспрашивать о целях фотосъемки. Убедившись, что я говорю по-русски без акцента и, следовательно, не являюсь замаскированным агентом империалистических разведок, он несколько успокоился, но, на всякий случай, долго провожал меня пристальным взглядом. Вскоре некая женщина, каким-то шестым чувством определила во мне чужака и пробормотала, чего-де ради я тут расхаживаю и что за мной надо последить. Дальше я шел по Гусеву, поминутно оглядываясь, петляя по переулкам и заходя в подъезды домов, пытаясь сбить слежку. Ясно, что мне уже было не до краеведения, а лишь бы ноги поскорее унести из Гусева. Билет от Гусева до Калининграда на поезде стоил ровно 2 рубля. Поезд-дизель ничем не отличался от утреннего. Проезд, что ли, подорожал к вечеру на 15 копеек?

/август 1985 года/

Корнево. Впервые я попал в Корнево (бывшее Цинтен), если память мне не изменяет, в 1955 году. Бесконвойные заключенные усердно выковыривали кирпичи из множества завалов разрушенных зданий. "От жаркой работы тает твой срок!" Чем больше наковыряешь кирпичей, тем скорее освободишься.

Как я добирался до Корнева сейчас? Утром в 8 часов 50 минут я погрузился с велосипедом на Мамоновский дизель-поезд и доехал до остановки Светлое (не путать с городом Светлым!). От Светлого до Корнева чуть более 15 километров, и это расстояние я промчался за час пятнадцать минут на одном дыхании. Значит, в 10 часов 30 минут я достиг Корнева.

Вначале на шоссе появился дорожный знак "Корнево-1" и сразу же -памятник советским солдатам возле военных казарм. Потом, после некоторого расстояния, началось собственно Корнево, без номера.

Трудно описывать современное состояние поселка Корнево. Заключенные в 1955 годах поработали на славу. В центре бывшего городка Цинтене они оставили только большие валуны и паутину пыльных дорог, ведущих в никуда. Странно, почему не доломали старую кирху, сохранив полуразрушенную пол-башни. Тем не менее, в Корневе остались кое-какие достопримечательности.

Старая водопроводная башня устремила свой шпиль в небо. Мост для давно несуществующей железной дороги. Красивое сооружение неработающей мельницы. Антисанитарная автобусная остановка -Мертвый город или город мертвых.

Жизнь в Корневе теплится на окраинах. Там сохранилось несколько старых немецких домов, как жилых, так и заброшенных. Построены современные коттеджики. На фоне разорения и запустения возвышается величественный мемориал советским воинам с тремя огромными скорбными фигурами.

Насчет покушать в Корневе, как мне показалось, совсем негде. Хорошо, что я прихватил с собой бутерброды и бутылочку минеральной воды. Перекусил, сидя на развалине церкви, меланхолически созерцая холмы битого кирпича, заросшие травами и кустарниками. Делать в Корневе более было решительно нечего. Поэтому в 13 часов 30 минут я на своем верном велосипеде поехал в Ладушкино, куда прибыл в 14 часов 50 минут. Оттуда поездом добрался до Калининграда.

/9 июля 1988 года/

Приморск. Приморск, как мне показалось, - город без достопримечательностей. Во всяком случае, я их не нашел. Я даже и сам город не смог отыскать, хотя и прошёл его вдоль и поперек.

Улица в пару сотен метров носит название "Железнодорожная". На одной ее стороне находится вокзал с пристройками, на другой стороне - Горсовет, почта, сберкасса. На этой улице, не в пример большинству других, чудом сохранился старый немецкий тротуар. От улицы Железнодорожной расходятся три дороги: на Калининград, на Балтийск и на Светлогорск. Здание вокзала - добротное, хорошее, но места для туалета в нем не нашлось. Поэтому неказистое дощатое строение поставили рядом с вокзалом для всеобщего обозрения и употребления.

Дорога на Калининград, мимо старых домиков, привела к нескольким современным пятиэтажкам. Перед пятиэтажками - открытое пространство, заросшее травой, далее за пригорками и кустарниками - залив. Судя по массе битого кирпича и грудам камней, именно здесь и был когда-то центр бывшего города Фишхаузена.

Дорога на Балтийск долго вела меня полянками и лесочками и привела к красивому дому, который занимает военное лечебное учреждение.

Светлогорская дорога шла мимо нового двухэтажного здания магазина и памятника братской могиле. На плитах выбиты имена погибших - около тысячи имен. Как много отдано жизней за взятие такого маленького городка! В магазине первый этаж занимает продовольственный зал, а второй этаж - зал промышленных товаров. Посетителей - ни одного, продавщица, скучая, слушала польскую программу "Лето с радиоприемником". К 14 часам выручка магазина составила 10 (десять!) рублей.

"В рассуждении чего бы покушать" Приморск предоставляет мало возможностей. Единственная столовая - закрыта. Ни буфета, ни кафе обнаружить не удалось. С духовной пищей еще хуже. Не нашел я в Приморске ни газетного киоска, ни книжного магазина. Тем не менее, Приморск имеет городской статус, это прямо-таки какой-то нонсенс, как говорят французы."

/26 июля 1986 года/

Советск. Побывать в Советске и не заехать в Литву, это ж все равно что посетить Париж и не взглянуть на Эйфелеву башню. Литва вон она там, за рекой, до нее, можно сказать, рукой подать.

От Советска до ближайшего литовского городка Пагегяя автобусом езды около получаса. Путь туда лежит через реку Неман по мосту королевы Луизы, потом поворот налево, и вот уже и Пагегяй. Здесь приезжего из Калининграда могут привлечь два объекта: книжный и мясной магазины. В книжном магазинчике бывают интересные книги на русском языке, на которые в литовской глубинке не находят спроса, но которых днем с огнем не сыскать в Калининграде. В книжной лавке пустынно и спокойно.

В мясном магазине обстановка нервозная. От прилавка змеится большая плотная очередь. Стоящим в конце кажется, что им мяса не достанется. Их тревоги небезосновательны: кое-кто из покупателей набирает по несколько килограммов огромных шматов мяса. Раздаются возгласы: "Советским не продавайте!" Конечно, это грустная игра слов, имеются в виду только жители города Советска, а не все граждане СССР, к которым, надо думать, относятся и жители Литвы, но надо понять и "советских", они ходят в своем Советске мимо набитого тушами мясокомбината, облизываются, печально созерцая пустые полки мясных магазинов. Тем не менее, в реплике "Советским не продавайте!" невольно слышится некий политический подтекст, по поводу которого я не буду особенно распространяться.

/ Октябрь 1983 года/

Ну, достаточно, не буду продолжать. Уже становится скучно читать, появляются повторы, неизбежные в подобного рода описаниях. В таком же духе сделаны и другие записи. Их накопилось много, они более обширны, чем приведенные выше выдержки. В них сделаны исторические вкрапления, вставлены дурацкие авторские рассуждения. Всю эту "беллетристику" пришлось убрать. Главное же - в моих записках невольно отразились настроения, предшествующие краху могучей державы - СССР.

Постепенно и всяческими путями у меня накапливался материал по истории края. Нашлись люди, которые, как и я, интересовались прошлым региона и собрали кое-какие коллекции иллюстративного и информационного характера. Мы обменивались добытыми сведениями. Из крупиц стала складываться общая картина. Я просиживал за обработкой полученных сведений целыми вечерами, выходными и праздниками. Колоссальная нагрузка на мозг отрицательно влияла на организм. Нужно было освободить голову от массы информации и переложить мысли из мозговых извилин на бумагу.

Так началась писаться история Кенигсберга. Но это уже совсем другая история, о которой надо говорить отдельно.